Затерянный мир 

Фиолент. В самом этом названии звучит некая избыточность: яркое до боли в глазах небо, нереально прозрачное море, поразительные контрасты темных и светлых пород в береговых обрывах, бесконечные и слишком крутые спуски. Да и историй, различных мифов и легенд, связанных с этим местом, избыточно много. Тут и древнегреческие богини и храмы, и первые христиане во главе с Андреем Первозванным, божественные спасения и другие чудеса. Подумать только: и Пушкин в свои двадцать лет стоял на этом обрыве! Да и во времена развитого социализма здесь происходили интересные события, о которых многое могли бы рассказать военные инженеры. С 1953 года мыс Фиолент стал полигоном для испытания береговых крылатых ракет, а это плавучие испытательные стенды, учебные пуски и многое другое, о чем и не догадывались живущие рядом горожане.  Это сейчас обо всем можно узнать в интернете, а в те суровые, но справедливые времена все, что происходило здесь, было покрыто тайной. Но шли годы, и беспощадное время поглотило и полигон, как некогда тех же греков. А Фиолент стоит во всем своем манящем великолепии, и все перипетии человеческой истории для него не больше чем мгновения.

Многих привлекает Фиолент, и каждого по-своему: туристы и пляжники, спортсмены и экстремалы, краеведы и историки, военные и религиозные деятели – всем здесь есть чем заняться.

Нас же, естественно,  Фиолент интересует как палеовулкан с его вулканическими породами и редкими минералами. Поэтому и предложение Евгения,  верного друга по поискам и открытиям, посетить этот благословенный мыс, да еще и на День геолога, не стало неожиданным. Тем более, что присоединился к нашей группе сибиряк и таежник Алексей.

Но сомнения, пусть и небольшие, начали закрадываться в мою душу, как только мы подошли к обрыву. Дело в том, что конечной точкой маршрута  мы выбрали одну из самых отдаленных бухточек, и путь туда был неблизок. Всего-то по прямой надо было пройти километра три, но это по прямой. Опыт горных козлов с их путешествиями по изогипсам тут совершенно не подходил. Нам постоянно приходилось спускаться почти до самой воды и подниматься вверх до снежно-белых известняков, обходя гребенчатые выходы вулканитов. Если тут и были когда-то тропинки, то за зиму их следы исчезли. Особенно страшно было преодолевать участки вдоль обрывов. Тут главное – не смотреть вниз на море, которое плещется где-то метрах в двухстах прямо под тобой. Руки в этом походе были совершенно бесполезны: схватиться было не за что. Маленькие камешки и веточки, равно как и огромные валуны, начинали катиться вниз с бешеной скоростью при малейшем к ним прикосновении.

При попытке поставить ногу в след впереди идущего я сразу сползала вниз на несколько метров, и выкарабкаться на исходную позицию стоило огромных трудов. Вот о чем совершенно не хотелось думать, так это о том, что этим же путем придется выбираться назад. Удивительно, что на этих крутых склонах кое-где все же закрепилась почва, и выросли такие чудеса ботаники, как эти краснокнижные ирисы.

В пути тревожными криками нас сопровождали чайки, видимо, отвыкшие за зиму от человеческой дерзости.  

Наконец, мы достигли конечной цели нашего путешествия.  И тут Алексей продемонстрировал нам лучшие качества сибирского поисковика. Все лучшие находки оказались у него. Причем, необычайно быстро. Я еще приходила в себя после спуска, а Алексей уже извлекал из ничем не примечательного валуна прекрасные образцы с тончайшими иголочками искрящегося натролита!

Прибой, крики чаек и стук молотков – казалось, что это единственные звуки, которые сохранились во вселенной. Но вот в эту симфонию вплелось  что-то совсем чуждое   – звуки человеческих голосов. Это каячники причалили на отдых. Им предстоял обратный путь до Балаклавы. Я уже начала прикидывать: а не лучше ли будет напроситься к ним пассажиром и не повторять этот головокружительный променад по осыпям? Но каячники при ближайшем рассмотрении оказались мокрыми с ног до головы: ветер не оставлял им шанса, волны во время прогулки буквально перекатывались через их головы. Поразмыслив, я отказалась от последней надежды избежать возвращения на осыпи и решила экономить силы. Отобрала всего несколько небольших образцов на подарки, но рюкзак все равно сильно потяжелел.

Евгений же и Алексей колотили фиолентовские цеолиты, как будто забыв об обратной дороге. Очень быстро их рюкзаки заполнились, да и день уже клонился к вечеру. Пора было двигаться в обратный путь.

Рюкзак Алексея нельзя было не то что поднять, даже сдвинуть с места. Женя тоже набрал немало, да еще в руках держал, никому не доверяя, самые хрупкие экземпляры. Как я и предполагала, путь наверх оказался для всех тяжелым испытанием. Очень скоро я перешла на четыре конечности: ползком было не так страшно преодолевать обрывы. Спасибо Жене, который успокаивал, что он тоже устал и тоже высоты боится. Часа через два в сгущающихся сумерках праздные отдыхающие и служители культа из соседнего монастыря могли наблюдать  странную процессию: впереди на автопилоте с неподъемным рюкзаком и двумя сумками в руках выписывал синусоиды Алексей, за ним на приличном расстоянии на четвереньках ковыляла автор этих строк. Замыкал строй Женя с образцами в руках и с неизменной сигаретой в зубах. Выбравшись к нашему транспортному средству, я сразу же начала жалеть, что побоялась набрать побольше образцов.

Перед отъездом мы подошли к покоренному нами обрыву. Впереди на сотни километров вплоть до турецких берегов Черное море искрилось медью и  золотом под лучами заходящего солнца. На горизонте уже виднелась луна и первые звезды.  

     луна разбиться не грозит

          о гладь щербатую асфальта:

    ее и тьму других светил

              залив бы с легкостью вместил.

Этими стихами нашего нобелевского лауреата я и закончу эту небольшую статью.