Главная  /  Статьи  /  

Севастополь. Мыс Херсонес – 35-я батарея.

 «Здесь раньше вставала земля на дыбы…»

                                                                                                       Владимир Высоцкий

 

Так уж устроен человек, что его всегда будет манить самая неуловимая и самая желанная муза - муза странствий. Какие сверкающие миры, полные загадок и приключений, скрываются за горизонтом? Как хочется  увидеть хоть малую долю той красоты, которую нам готова подарить Земля, насладиться путешествием, посмотреть мир...

Но хорошо ли мы знаем свои родные места? Многие относятся к краеведению свысока, не считая эту область знаний серьезной наукой. Такое пренебрежение часто приводит к невежеству. Чем больше изучаешь историю и природу любого самого малого клочка земли, тем больше возникает вопросов, и в конце концов приходишь к осознанию неисчерпаемости объекта исследований. "Многие знания умножают печаль, и кто умножает знания, умножает скорбь", - заметил еще мудрый Соломон. Но не будем опускать руки, мы в самом начале пути. Тем более, что нам, севастопольцам,  повезло: мы живем в уникальном городе, городе, как ни странно, неизученном и неисследованном, где за каждым изгибом берега, в каждой штольне бесчисленных катакомб подземного города, при каждом  погружении в прибрежных водах нас ждут новые открытия и новые тайны. Только лишь береговая линия города от мыса Лукулл на севере до мыса Сарыч на юго-востоке составляет 152 километра, и вся она изрезана многочисленными бухтами. До сих пор знатоки не могут их посчитать. На сегодняшний день остановились на том, что крупных бухт 36, и каждая требует подробного описания. Кто возьмется за этот труд и кому он по силам? Столько всего спрессовано и перемешано в этой земле – от стоянок древнего человека эпохи палеолита, найденных в Инкермане, до находок солдатских захоронений ребятами из объединения «Долг», благодаря которым возвращаются из небытия павшие на этой земле наши отцы и деды.

 

В этой статье я хочу сказать несколько слов об одном участке нашего побережья. Участок этот, к моему удивлению, не имеет названия, находится он к востоку от Херсонесского маяка и географически это южный берег полуострова Маячный, то есть это самая юго-западная точка нашего города. Сам этот полуостров сложен известняками-ракушечниками сарматского региояруса.  Северный его берег – это довольно пологие берега бухты Казачьей, а южный – бесконечная череда неприступных обрывов, а дальше на юг на 200 километров вплоть до побережья Турции нет ничего, кроме бесконечной  морской глади.

 

Чем же интересен этот клочок безводной ковыльной степи, зажатый между бухтой и открытым морем? Эта земля поистине свята для верующих христиан. По преданию в конце 1 в. н.э. в Казачьей бухте по приказу римского императора Траяна был утоплен ученик святого Петра Климент – 4-й папа римский. А его мощи 30 декабря 861 года н.э. были найдены на песчаном островке создателями славянской письменности святыми Кириллом и Мефодием. Мощи были помещены в собор Святого Петра в Риме, а часть их, оставшихся в Херсонесе, киевский князь Владимир в 988 году увез в Киев. Правда, события эти не подтверждены историческими документами и археологическими находками, как, впрочем, и существование самого апостола Петра, не говоря уже о его учителе Иисусе. Но религия тем и отличается от науки, что имеет дело не с  фактами, а с  преданиями. Верующему человеку не нужны факты в виде осколков керамических горшков. Вера, как, впрочем, и неверие – не требуют доказательств и оперируют совсем другими категориями. Трудней всего верить человеку с аналитическим складом ума. Но как это ни парадоксально, люди, всю жизнь отдавшие гипотезам и теориям, в конце пути на той невероятной высоте, где исчезают все человеческие сомнения,  вдруг замечают сквозь истончившуюся ткань большой науки все тот же образ Единого Бога…

Древние херсонеситы возделывали  здесь свои сельскохозяйственные угодья, в  1816 году на мысу был построен Херсонесский маяк. В период обороны Севастополя в 1854-55 гг. на берегу бухты находились лагеря французов. Опытами по радиотехнике в 1899 году на маяке занимался изобретатель радио А.С. Попов. А в конце 20-х годов восточней маяка была построена 35-я береговая батарея. Одна эпоха сменяла другую, и время так и продолжило бы свой неторопливый ход, если бы не Великая отечественная война, и конкретно события июля 1942 года, настолько жуткие и кровавые, что долгое время немногие выжившие их участники пытались забыть то, что здесь происходило, а у историков не хватало мужества начать изучать и раскручивать страшный клубок случившихся здесь событий.

 

Здесь на Херсонесском плацдарме после 250-дневной обороны города скопились оттеснённые немцами войска. В критический момент, когда уже не оставалось ни продовольствия, ни пресной воды, ни боеприпасов, высшие командиры покинули свои войска и позорно бежали. Восемьдесят тысяч защитников города были брошены на произвол судьбы. 35 тысяч немцы взяли в плен, остальные погибли. Когда в вечерней сводке Совинформбюро 3 июля 1942 года Юрий Борисович Левитан сообщил: «После восьмимесячной героической обороны наши войска оставили Севастополь», это была ложь. Наши войска не оставляли Севастополь, это их оставили, вычеркнули и забыли.

Всё дно вдоль Херсонесского полуострова, как и побережье - это огромное братское кладбище. Вот как описывал выживший очевидец отход последнего катера, когда уже весь полуостров был занят немцами, а под обрывом и на скалах теснились измученные жаждой и  голодом раненые и умирающие люди: "Катер отошел, но братва по-прежнему кидалась в воду и плыла за ним, вся поверхность моря была усеяна головами, тысячи голов, над морем стоял не то рев, не то стон ...через полчаса плавали уже только бескозырки. Когда взошло солнце, в прозрачной воде, как в аквариуме стали видны утонувшие. Они в разных позах покачивались на волнах, а под ними ещё два-три слоя трупов, и так на сотни метров..." Самое ужасное то, что командование даже не предприняло попытки организовать эвакуацию войск. Тупые и преступные адмиралы и генералы после войны сделали все возможное, чтобы обелить себя. Но факты – упрямая вещь, их не скроешь и не сотрешь из памяти. Вот, например, слова из телеграммы в ставку командующего флотом адмирала Октябрьского: «…Исходя из такой конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200 — 500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя». Позорно бежали наши славные командиры, бросив своих подчиненных на смерть и ужас плена. К сожалению, сейчас именами этих псевдогероев названы улицы в центре Севастополя, а имена защитников города в большинстве своем забыты. Лишь в последние годы усилиями неравнодушных людей на территории 35-й батареи создан Мемориал защитников Севастополя. Как и во все времена, все нужное и значительное делается усилиями энтузиастов, без помощи государства. И лишь когда Мемориал был построен, государственные мужи заволновались: а мы как же?  Теперь каждый пытается примазаться к великому делу памяти. Но от них будет одна польза – когда не будут мешать. Кстати, в мае 1944 года на этом же плацдарме история повторилась, но в зеркальном отражении, теперь там скопились отступающие немецкие войска. И надо отдать должное их командирам – они своих не бросили. Город был освобожден 9 мая 1944 года, а вплоть до 12 мая с мыса Херсонес проходила эвакуация немецких войск в Варну и Констанцу.

В послевоенные годы вплоть до развала Союза Маячный полуостров был запретной зоной. Помню, нам, ребятне, пару раз удалось вплавь добраться до этих берегов. В памяти осталось огромное количество ржавого железа в море и на скалках, здесь было все: от штык-ножей и ременных пряжек до траков от танков, и везде осколки, осколки, осколки… Прошли годы, и природа залечила свои раны. Теперь уже ничего не напоминает здесь о трагедии 1942 года. Полуостров застраивается шикарными дачами и коттеджами.

Многочисленные туристы редко вспоминают о трагедии, которая все отдаляется от нас и на глазах становится историей. Но если вам придется побывать здесь, вспомните о тех тысячах и тысячах, которые могли бы прожить свои жизни, могли быть счастливы и принести счастье другим, но оказавшись в этой огненной мясорубке, брошенные своими командирами и своей страной, не дрогнули и до конца выполнили свой долг. Они ушли в историю и навсегда остались примером для будущих поколений

А в отвесных известняковых обрывах можно встретить целые пласты параллельно-шестоватого жильного кальцита зеленого и красного цветов, встречаются и прозрачные медово-желтые довольно эстетичные прожилки. 

 

18 августа 2013 года

P.S.

В этой статье я сознательно старалась описать события 1942 года как можно более кратко, прекрасно понимая, что для этой темы есть другие, гораздо более серьезные, ресурсы. Рассуждения о событиях прошедшей войны, какими бы трагичными и героическими эти события ни были, никак нельзя отнести к тематике этого сайта. Тем более, что в последние годы написано и сделано в этом вопросе очень многое, появляются новые исследования, из небытия возникают чудом сохранившиеся документы, приказы, письма. И все же именно после этой статьи у меня осталось ощущение недосказанности, как будто люди, чьи жизни отняла или искалечила война, опять несправедливо забыты за этой недосказанностью. Может, после того, как изложу всю эту боль на бумаге, мне станет немного легче и «пепел Клааса перестанет стучать в грудь Уленшпигеля». Я хочу рассказать об одном человеке, человеке с более-менее благополучной по сравнению с другими  судьбой, которому удалось выжить и в Севастополе июля 1942 года и вообще пережить войну.

Владимир Иосифович Ситкевич, дедушка мужа моей старшей сестры. Коренной севастополец, к началу войны он был флотским офицером, служил в 9-й береговой батарее на берегу Карантинной бухты. Когда события в Севастополе приближались к трагической развязке, немцы одну за другой стали захватывать наши береговые батареи, начиная с той, что находилась на самом севере - № 30, и дальше по побережью. Защитники города с боями отступали  на юг.

 

Когда пришел черед батареи № 9, на долю Владимира Иосифовича выпало командовать группой краснофлотцев, с боями отходивших в сторону 35-й батареи. Путь этот в несколько километров занял трое суток. Пресной воды не было совсем. Пили морскую воду, процеживая ее через бескозырки. Пищи тоже не было, кроме пары горстей изюма, найденных в разбомбленной арбе. Но главное – не было боеприпасов, и это при полном господстве немцев в воздухе, да и на суше. Укрыться в этой выжженной степи было негде, и каждый моряк в черной форме был виден с воздуха, как на ладони. Ситкевич вспоминал, как за  ним одним долго гонялся немецкий Мессершмидт, видно, просто развлекаясь, затем это ему наскучило, и игра в прятки со смертью прекратилась. Постепенно к их отряду прибивались гражданские, оглушенные, потерянные и обреченные. Помочь им было нечем. Отряд терял бойцов в бесконечных перестрелках. Вот почти дословно воспоминания Ситкевича о тех боях: «Лежу перед контратакой и смотрю, не убило ли какого-нибудь краснофлотца. Все-таки у них винтовка, и она стреляет на 1500 метров, а у меня пистолет, который стреляет всего на 400 метров. Да и штык на винтовке есть». В 1963 году на экраны вышел честный и пронзительный фильм «Трое суток после бессмертия». Как смогли киношники в то суровое идеологическое время выпустить такой правдивый фильм, трудно сказать. Но и в наши дни, когда уже не осталось запретов, никто не осмелился даже приблизиться к этой теме. Когда снимался этот фильм, режиссер Владимир Довгань и другие участники съемочной группы приезжали к Владимиру Иосифовичу, консультировались. Многие эпизоды фильма сняты по его воспоминаниям.

С  боями и с  потерями отряд все-таки прорвался к своим на 35-ю батарею. Дальше идти было некуда, это было последнее укрепление, а на восток лишь отвесные обрывы и море. Тысячи и тысячи бойцов скопились на этом клочке суши. На их глазах драпало начальство. Ситкевич был совсем близко, когда с полевого аэродрома взлетал последний самолет. «Самолет был сильно перегружен и уже начал разбег, когда к нему подбежал и успел схватиться за край еще не закрытого люка начальник укрепрайона. Из самолета высунулась рука с пистолетом, и человека этого застрелили», - это слова из воспоминаний Владимира Иосифовича.

О том, что город сдан, участники обороны узнали по радио – никакого приказа не было.  Положение этих людей было безнадежно – без боеприпасов, без командования, без связи, без плавсредств. (Здесь я не могу не сказать, что как раз корабли и самолеты у флота были. Но к июню 1942-го, потеряв ряд боевых кораблей, командование флота  прекратило широкомасштабные перевозки боеприпасов и пополнения в Севастополь. Адмирал Октябрьский решил, что корабли надо сохранить любой ценой. Такой ценой стал Севастополь, который мог бы еще держаться при условии соответствующей подпитки. Октябрьский сохранил корабли, которые большую часть войны без всякой пользы простояли на Кавказе, а после войны пошли на слом).

Около 80 тыс. человек, из них множество раненых, были брошены и забыты. Все эти люди, за очень небольшим исключением, либо погибли, либо попали в плен, что тоже, в большинстве случаев, закончилось гибелью. Среди попавших в плен был и Владимир Иосифович Ситкевич. Из концлагеря он бежал, но его поймали и били до тех пор, пока он перестал подавать признаки жизни. Тогда его бросили на гору трупов. Однако пленная военврач, которая в этом лагере исполняла обязанности санитара, увидела, что кто-то шевелится среди трупов, спасла и выходила его. Женщина, которая спасла жизнь Владимиру Иосифовичу, после войны жила в Киеве, и они переписывались до конца своих дней.  Затем он снова бежал, на этот раз удачно.

Наши не очень жаловали бежавших из немецкого плена. Ситкевич был разжалован и прошел остаток войны рядовым. Сохранился его солдатский вещмешок с аккуратной заплаткой на том месте, куда попала фашистская пуля. Этот мешок, который в очередной раз спас его от смерти, теперь хранится у его внука. Во времена «оттепели» Ситкевича реабилитировали, во всяком случае вернули звание капитана 3 ранга. Из наград у него был только орден Отечественной войны 2 степени. Как-то на 9 Мая он надел свой парадный мундир с этим орденом, а кто-то из молодежи спросил почему у него всего лишь один орден, а другие ветераны обвешаны наградами так, что места не хватает. Он ответил, что его награда настоящая в отличии от многих других, но в дальнейшем уже не надевал свой орден. Я была знакома с этим человеком совсем недолго, да еще и в детском возрасте, но он навсегда остался в моей памяти истинным морским офицером, несгибаемым человеком, человеком, с которого надо брать пример. Несколько его  скупых слов, сказанных об обороне Севастополя, полностью и навсегда изменили мое отношение к войне и к истории вообще. Но он хотя бы успел рассказать правду о себе своему внуку, а сколько защитников города так и ушли в небытие, не успев обзавестись ни детьми, ни внуками. И некому сейчас о них вспомнить. Сегодня практически невозможно назвать всех поименно, слишком долго все эти события замалчивались и перевирались нашими придворными историками. И делалось это ради покоя и благополучия горстки высших офицеров, которые умудрились настолько себя обелить, что в официальной истории войны не осталось места для правды. Одним из таких военно-морских бонз был адмирал Николай Михайлович Кулаков. В период обороны Севастополя он был здесь членом Военного Совета флота, но ничем защитникам города не запомнился и умудрился покинуть город одним из первых. В 1944 году он был разжалован за тяжелые потери в ходе Керченско-Эльтигенского десанта в Крыму. Сколько загубленных жизней на совести этого горе-командира – уже никто не сможет сосчитать. Благодаря помощи тогдашнего командующего ВМФ Кулаков вскоре был восстановлен в звании, но отплатил своему спасителю черной неблагодарностью. Когда уже сам Кузнецов попал в немилость и подвергся «суду чести» в 1948 году, обвинителем на этом процессе выступил все тот же Кулаков, и, как позже вспоминал об этом процессе Н. Г. Кузнецов: «…До сих пор звучит в ушах голос обвинителя Н. М. Кулакова, который уже называя нас всякими непристойными словами, требовал как можно более строго нас наказать…».

В декабре 1949 года Кулаков второй раз будет снят с должности и второй раз понижен в воинском звании. Но в апреле 1950 года опять расправляет крылья наш непотопляемый Кулаков, его снова назначают членом Военного Совета Черноморского флота.

29 октября 1955 года в Севастопольской бухте на линейном корабле «Новороссийск» произошел взрыв. Экипаж корабля сразу же начал борьбу за живучесть, но прибывшие на борт высшие командиры флота, и среди них Кулаков, отменив все мероприятия, начатые экипажем, проявили полную неспособность думать и командовать в условиях чрезвычайной ситуации. Они волновались лишь о своей личной безопасности и о том, как выгородить себя в дальнейшем. Когда линкор перевернулся, никто из них не пострадал, т.к. они все стояли в самом безопасном месте и своевременно покинули гибнущий корабль. Под днищем опрокинутого корабля в воздушных подушках оставались живые люди, они стучали и ждали помощи. Но о них сразу же забыли наши славные адмиралы, их ждали дела поважней - надо было спасать собственную шкуру. В тот же день, 29 октября, начала работу правительственная комиссия. И все сразу же погрязли в бумажной работе: тысячи листов объяснительных, допросов, докладных, протоколов. И все это в нескольких сотнях метров от умирающих в перевернутом железном корпусе, тонущих в ледяной воде, в мазуте, задыхающихся и до последней минуты верящих в спасение моряков. Никто из командования даже не подумал отложить разбирательства и попытаться спасти тех, кого еще можно было спасти. Последний стук был зафиксирован через 63 часа 15 минут после опрокидывания линкора. Трудно даже представить себе более страшную смерть. Всего на линкоре погибло 614 человек, и среди них мой отец… А адмирал Кулаков был занят выгораживанием своей персоны. Протоколы его допросов опубликованы, их невозможно читать без отвращения: полная некомпетентность во всех вопросах, постоянные попытки опорочить кого угодно, лишь бы выгородить себя. Конечно, легче всего было обвинить в смерти такого огромного числа моряков самих погибших, что наши славные адмиралы хором и делали. Но даже им такие обвинения показались неубедительными, поэтому решено было пойти другим путем: засекретить даже слово «линкор «Новороссийск», чтобы память о нем стерлась из памяти народа. И все же в Заключении правительственной комиссии есть слова: «Прямую ответственность за катастрофу с линейным кораблём «Новороссийск», и особенно за гибель людей, несёт также и член Военного Совета Черноморского флота вице-адмирал Кулаков …». За гибель линкора  Кулаков  отделался лёгким испугом и под суд не попал, только уже в третий раз за свою службу был понижен в воинском звании (уникальный случай!).

7 мая 1965 года, через 20 лет после окончания войны,  адмиралу Кулакову было присвоено звание Героя Советского Союза, непонятно за какие заслуги. Его именем названа одна из центральных улиц города, прежде носившая славное имя – улица Азовская.  Прошли годы. Нет уже той страны, которая была так несправедлива к своим сынам и так заискивающе добра к липовым номенклатурным адмиралам. А мы все также привычно и бездумно восхваляем дутых героев и все реже вспоминаем героев настоящих.


Другие статьи