И СНОВА  КОЛЬСКИЙ…

 

Краткостью не отличаюсь, поэтому не любителям подобного чтива лучше не начинать, и потратить время на что-то более полезное. Отчет написан в формате дневника, а потому может быть скучно. Да, и для тех, кто ждет много камней. Их не будет много. И даже их фото не будет много. Этот поход  - «на интерес». Посвящается тем, кто думает, что он никогда, никуда и никак. Ну, вроде обо всем предупредила. Поехали.

 

                                                      ПРЕДЫСТОРИЯ.

 

Во время уже многолетнего собирания по крохам любой информации о минералах Терского берега, попадались упоминания о кварцевых жилах не только мыса Корабль, но и много дальше, за Усть-Варзугой, в районе Чаваньги. О каких-то старых «дедовских копях», разведочных канавах и скальных выходах. Но более точной и свежей информации раздобыть не удалось – все было когда-то и с кем-то, но очень давно и не правда.

Сказать, что мечталось… И не мечталось. На самом деле, мечт становится все меньше, а те, что остались – все более труднодостижимые.

Возможность побывать там никогда всерьез даже не рассматривалась. Лет бы десять назад, когда и помоложе, и пылу побольше, и драйва…А сейчас – спина… суставы… старость… ну, не молодость точно…И более трезвый взгляд на свои возможности и силы – и физические, и моральные, и, как ни прискорбно, материальные.

В уже позапрошлом (на данный момент) 2016 году, сидя на мысе Корабль в теплой компании старых знакомых – Андрюхи (Yerdna7) и двух Мишек (Прохожего и Лентяя), поедая поднадоевшую к тому времени грибную похлебку (а грибов в том году было, как… немеряно, в общем), я осмелилась чуть-чуть подумать: «А не сходить ли мне туда, за Варзугу, хоть одним глазком глянуть…»

Где-то там, за дальними далями, бродят по берегу дикие лошади. Моя давняя и грустная мечта. А в Чаваньге (по словам Прохожего),  если повезет, можно увидеть, как вверх по реке поднимается на нерест горбуша. Только лошадки несколько лет назад куда-то ушли, да и до Чаваньги нам вряд ли добраться.

Неизвестное, как известно, манит. Так и меня все время манило, тянуло все дальше и дальше, пока не кончились автомобильные дороги, пока не уперлись мы в своих передвижениях и мечтах в непреодолимую преграду – такую красивую и такую уже близкую реку – Варзугу.

Звали тогда нас ребята с собой, но как-то не очень уверенно звали (что вполне оправданно), да и мне обузой стать очень уж не хотелось. А ведь в какой-то момент почти решилась, вещички в рюкзачок покидала, но…

Ушли в тот год Прохожий с Лентяем одни. А мы остались – ждать, вздыхать, немножечко завидовать, а потом и встречать, слушать рассказы, и снова завидовать.

Закончился прошлогодний отпуск, а с ним и лето, потянулись холода, но мысль эта: «А не сходить ли нам за Варзугу» - прицепилась, как репей. Прицепилась, пустила корни, проросла в каждую клеточку души… И не доставала вроде сильно, но и забыть не давала.

Понятно, что оба Мишки – матерые походники, и мне до них, как… Как понятно, кому и до чего.

Но ведь можно же помедленнее, и потише, и без геройства. А если что – и обратно не стыдно повернуть.

Дело еще в том, что я никогда, вообще никогда, не ходила так далеко и так надолго. Да еще с таким грузом. И смогу ли не то что дотащить, а просто дойти хоть куда-то – было совершенно не понятно.

Но репей уже прицепился. Сейчас или никогда. Ну, здоровье же все хуже, желаний все меньше…

И я, сама еще до конца не уверенная, принялась аккуратненько подготавливать Андрюшку к мысли, что следующим летом мы вместе идем за Варзугу. Куда ж я без него? А ему куда было деться от моего обаяния и шарма?))) И упертости. Но если честно, вероятно, он единственный человек, способный выдерживать мой отвратительно-вредный характер столь долгое время в таких нецивилизованных условиях.

И вот, после нескольких месяцев споров, каких-то мелких ссор и препирательств, и  то «точно идем», то «точно не идем», моя семья, с облегчением выдохнув, затолкала меня в вагон поезда.

Дорога до Питера совершенно не оставила следов в моей голове, как и подробности встречи с Андреем  (Yerdna7) и следующий день сборов уже в Питере. Помню только свою абсолютную несостоятельность в магазине при покупке каких-то макарон, да нудное укладывание рюкзаков. И весы, стоящие (или лежащие) на полу, которые я периодически пинала, спотыкаясь.

Оказалось, походные рюкзаки обладают удивительными свойствами – в них можно положить всего чуть – и стрелка весов зашкаливает. Чайная ложка, оказавшись в рюкзаке, удесятеряет свой вес. А вот вытаскивать, пытаясь облегчить рюкзак, можно бесконечно – ничего уже не изменится.

Вот так целый день и упражнялись. Набиваешь, ставишь на весы, охаешь – выкидываешь что-то. Снова на весы, опять охаешь, еще выкидываешь -  пока совсем ничего не остается. Потопаю ногами, всплакну от обиды, и по новой. А Андрюха хихикает и раздает ценные указания. Ну ничего, ему еще свой собирать. Посмотрим, кто похихикает последним. Хотелось стабилизировать весы на 20 кг, но стрелка упорно лезла к 25. О том, как мне все это тащить, не хотелось даже начинать думать. Шесть банок тушенки – четыре банки – в результате взяли две. И резиновыми Андрюхиными сапогами пришлось пожертвовать. Но сковородку, специально купленную по этому случаю, я упихала. Как же без нее? А грибы жарить? Их же там… косить можно…

Как выяснилось впоследствии, грибов в этом году не уродилось. Ни одного. И ягод тоже. Вообще неурожайный год. Вот и рассчитывай на подножный корм… Но сковородка нам все же очень и очень пригодилась.

Все оказалось так не просто, так муторно и долго, что на поезд мы поехали на такси, тащиться на перекладных с этим грузом уже не было ни сил, ни желания. И благополучно отбыли в северном направлении.

 

 

Про этот отрезок пути я тоже почти ничего не помню. По-моему, я все время ела, пила чай, валялась и ничего не делала. Поездка так пугала, что думать было страшно, и хотелось наотдыхаться (и наесться) впрок. Какой-то очаровательный промежуток безвременья. Только дорога, и ничего больше.

 

 

Да, совсем чуть о наших планах. «Сходить за Варзугу» - это понятно. Но до нее еще добраться надобно. Автобус из Кандалакши ходит три раза в неделю – в понедельник, среду и пятницу. Прибываем мы в четверг, следовательно, по планам ищем гостиницу и ночуем в Кандалакше. А вечером очень хотелось сходить в кафешку и пивка попить. Отметить, так сказать, начало. А то у меня пока только дорога и получается, как из дома выехала. Хотелось перерывчика, осмысления чего-то… Дальше, по прибытии в Варзугу, ищем, кто перевезет наши нагруженные сверх меры тела до Устья, или хотя бы до Кузомени. Переправимся, и как пойдет, без планов. Это была первая, основная, самая тяжелая и непонятная часть.

Ну а потом все проще. Если останется время и деньги, ну и силы, конечно – в Ревду, в Ловозеры, на Умбозерскую. А после  - становящийся совсем уж эфемерным Петрозаводск.

 

                                        Итак, ЧАСТЬ 1. ТЕРСКАЯ ЭПОПЕЯ.

                                        ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. ОЧЕНЬ – ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ.

 

И вот, вся я такая в мечтах о пивке и свободном вечере, вываливаюсь на вокзале в Кандалакше. Совершенно чумная, оглушенная, какая-то заторможенная от дороги и непривычного мне способа передвижения. Рюкзак – как якорь – никуда не сбегать, ничего не глянуть, с собой не утащить, и оставить нельзя. А магнитик купить? А кофейку глотнуть?

Андрюхе-то привычно, он по-другому и не ездил никогда. А мне каково?

Уже вечереет, смеркается и холодает. Мечты мои перемещаются с пивка на теплый гостиничный номер. Заторможенность и мечтательность не отпускают.

И тут, неожиданно и не к месту, налетел и закружился вокруг вихрем таксист. Ну как десять шумных орущих и цветастых цыган в юбках, ей Богу. А я не готова пока никуда ехать! Я вообще не готова! Я с поезда только, у меня еще мозг на место не встал! А пиво как же? А отдых? А теплая постелька? И Андрюха, приняв на себя все возможные последствия от бури моего негодования и последующего многодневного ворчания, мудро принимает решение, и мы, как… как не знаю кто, едем в Варзугу на такси. Прям сразу! На такси! Я даже онемела от возмущения и такого непозволительного, непредусмотренного, непросчитанного и непродуманного расходования средств. И меня, онемевшую, было очень легко засунуть в машину. В магазин, за хлебушком и пивом мы все-таки заскочили на выезде. И чего мне этого пива так до одури хотелось?

Так странно… Умба, Оленица, Кашкаранцы, вот и Лодочный ручей… Странно проезжать мимо мест, ставших уже для меня  чем-то. Чем-то моим, родным и любимым. А сейчас, на чужой машине, без возможности остановиться, где придется… Чувствуешь себя как-то… непричастно, что ли.

Чуть не доезжая до Варзуги, притормозили возле отворотки на Кузомень, покормили комаров вдоволь. Нам как бы туда. Но даже за деньги единственный в ту сторону УАЗик нас не взял. У них РЫБА идет, лодка в салоне, и ни мы, ни наши деньги никому сейчас не нужны. Не малые деньги. На Терском все в это время  заняты ловлей горбуши, которая раз в два года прет недуром на нерест во все ручьи и речки с Белого моря.

 

 

С облегчением отделавшись, наконец,  от слишком раскованного, болтливого и потому надоедливого таксиста, совсем в сумерках сгружаемся на единственной остановке в Варзуге, на разворотной площадке перед храмовым комплексом, с которым связано так много воспоминаний. Время подбиралось к десяти вечера, накрапывал дождичек, стало промозгло, сумрачно и неприятно. Только Варзугские комары дружно и радостно приветствовали нас. Надвигающаяся ночь тревожила, будила в душе тоску и одиночество. Опять захотелось в домик, в укрытие, где тепло и свет дают нам ложное ощущение покоя и защищенности.

На остановке тусовалась местная молодежь – совсем не деревенские, в привычном нам понимании,  довольно прогрессивные и интересные ребята, приехавшие на лето к родственникам из более обжитых мест. Надеюсь, появление двух немолодых чудиков с рюкзаками хоть как-то развеяло скуку этого сыро-серого позднего вечера. Они-то и занялись организацией нашей заброски через пески к переправе.

 

 

Для тех, кто совсем не знает этих мест. Отправной точкой нашего хождения по Терскому берегу должна была стать Усть-Варзуга – населенный пункт, от которого уже мало что осталось.  Немногочисленные оставшиеся домики находились на противоположном берегу Варзуги-реки, в месте ее впадения в Белое море. Там же была и функционирующая переправа. Только на обычной легковой машине туда не попасть – десятки километров берега сожрала «рукотворная» пустыня, возникшая из-за вырубки прибрежных лесов и ветровой эрозии. Но как правдышняя – с дюнами, котловинами и ползучими красноцветными песками.  Село Кузомень и так называемые Кузоменские пески находятся по эту сторону реки. Пески съедают 18 километров дороги до переправы. Сюда специально приезжают на «покатушки» на джипах и байках. Мы за все годы наших путешествий еще не были ни в Кузомени, ни тем более, в Усть-Варзуге – именно из-за низкой проходимости нашей машины.

И сейчас мы искали УАЗ. И водителя, не поленящегося в столь поздний час, на ночь глядя, на пару часов забыть про свои дела.

Время шло. Уже все село обзвонено, а воз (то есть мы) все там (то есть на остановке) в компании все тех же рюкзаков и тех же ребят. Было устало – мокро – противно – серо – комарино … Хотелось приземлиться уже хоть куда-нибудь.

И тут, на последнем звонке, когда и вариантов-то уже не осталось, один хороший человечек все-таки откликнулся, приехал, мы забились в УАЗик, и с красавицей-лайкой на переднем сиденье, до половины тела торчащей из окна, отправились в неизвестное.

6-7 километров обратно по трассе до отворотки, 18 километров до Кузомени и еще 2 до устья. По пескам и буеракам. Что-то гремело и брякало в салоне, рюкзаки прыгали и пытались свалиться, мы тоже прыгали и почти висели, цепляясь за ручки; пакетики с едой развязались и скакали по полу, теряя хлебушек; собака без умолку орала, оглашая своим лаем окрестности – видимо, отгоняла от нас врагов. Уже показалось море, когда водитель вдруг резко остановился, говоря что-то Андрею и махая рукой куда-то вдаль. Я от шума совсем оглохла и ничего не понимала. Одно только слово: «Лошадь»… Лошадь? Лошадка! Со стороны моря к нам бежала лошадка.

Первая, давняя и самая главная из мечт сбылась в самом начале пути, в первый же день по приезду. Сколько лет я мечтала, даже не о береге «там», не о камнях, а вот об этих одичавших и нашедших свой дом в далеко не ласковом краю маленьких северных лошадках. И собака увидела ее первой.

Я так очумела от нежданного счастья, что никак не могла развязать стянутые теперь намертво пакетики, чтобы достать хлеб. Все боялась, что мое чудо не будет ждать, и куда-нибудь денется. Деваться оно не собиралось, и, видя возню с шуршащими пакетами, уже  наполовину заперлось в салон, тыча везде свой нос, горестно вздыхая и всфыркивая. Пришлось протискиваться мимо каштанового бока (читать – выдавливать себя) на улицу и выманивать хлебушком настойчивую гостью. Когда я, вся сияющая, осталась с ней один на один ночью при луне, оказалось, что боюсь я не только незнакомых кабанов и медведей, но вроде как и лошадей.

Неловко совала ей кусочки хлеба, пока Андрей пытался фотографировать, а собака все это время скулила и рвалась в бой. Только лошадь ничуть никого не боялась, и на раз схомячив угощение, уже лезла проверять пакеты с продуктами и Андрюхины карманы. И после зажевывания его же куртки мы решили, что для первого знакомства достаточно, и поехали дальше. В заднее стекло УАЗа еще долго был виден силуэт бегущей вслед за нами лошади.

 

 

На переправе (а реально – просто на берегу, на горе из песка) мы выгружались далеко за полночь.Ну и долгий же сегодня день. И богатый. На дорогу, на людей, на чудеса и безмерное везение. И он еще не закончен.

Как и где искать лодочника, до сего момента мы даже не думали. Ну, Андрюха-то вероятно, думал, он думает обо всем, от чего у него, бедного, голова-то и болит. А мне чего… я дальше своего носа и не помышляю. Одно только думаю – что само все как-нибудь решится и рассосется. Ну и решилось. И рассосалось. Водила (поклон тебе до земли), не спрашивая нас, отзвонился кому-то, поболтал, и заверив, что нас подберут - перевезут, попрощался.

И вот мы, вконец измотанные дорогой, стояли в самом устье Варзуги, в месте ее впадения в Белое море. А на противоположной стороне светилась немногочисленными огнями Усть-Варзуга, отправная точка нашего пешего маршрута.

Мы-то когда ж спать будем? Напрягало еще и почти полное отсутствие воды (такая скоростная переброска не была предусмотрена) и съеденная конягой добрая часть хлебушка.

Побегав по берегу, понервничав и замерзнув, увидели, как с противоположной стороны на пароме переправляется грузовик. А следом дошла очередь и до нас - отогнав паром, за нами вернулась моторка. Почти выклянчив у лодочника пол литры воды (проблема там с пресной водой, что ли), берем его координаты (обратно же возвращаться) и с напутствием: «только не ночью», прощаемся.

 

 

Поезд, такси, УАЗ, теперь моторка. За день. Многовато для меня. То, что Андрей считал самой непонятной и непрогнозируемой частью маршрута, на что был оставлен не один день, мы проделали так стремительно, так быстро, что мысли в голове отказывались упорядочиваться и скакали, не давая покоя.

Не успели выдохнуть на том (теперь – этом) берегу, как из бани вышел поддатый, но восторженный от местных красот парень, оказавшийся еще и моим земляком. Мы-то – вот они, у всех на глазах, прям как на центральной площади. А следом за ним появился такой же, но угрюмый, осторожный, с тяжелым напрягающим взглядом. Откуда-то пробежала в баню кучка визжащих и смеющихся гм… дэвушек. Не местные все, поотдыхать приехали. Ну все! Край! Уйти отсюда быстрее. Это ж надо, уехать на край света, «за туманом», а тут все то же.

 

 

Все планы переночевать в деревне полетели к чертям, мы нацепили друг на друга рюкзаки и куда-то пошли. Хотелось хоть чуть-чуть отойти от этого пятачка «цивилизации» в тишину без людей. И так их слишком много сегодня.

Как-то незаметно, но наш поход по Терскому берегу уже начался.

Через метров десять я поняла, что уже находилась, что нести столь тяжелый рюкзак просто не могу. Еще через пять – что я вообще не способна передвигать ноги в этом песке. От усталости и осознания всего этого меня посетило что-то, похожее на отчаяние. Только врожденная упертость не дала помереть от бессилия прямо там. Причем смотрю я – а у Андрюхи-то идется, бодренько так…

Молча, пыхтя и мысленно жалея себя, такую бедненькую, несчастненькую, болезную и неприспособленную, доплелись до первой горочки, оказавшейся барханом, и отзвонились домашним. Дальше связи не будет. Андрей предлагал встать хоть прям там, но мне эти песчаные дюны, заслоняющие горизонт, были почему-то противны, хотелось отойти от них. У меня вообще сложности с поиском стоянки – буду мотаться, пока «свое» место не найду, к которому душа ляжет. Не могу абы где, тревожит что-то. А свои места не у каждого столба случаются.

Барханы, кстати, так и не закончились. В какой-то отрезок путешествия они просто стали обрастать ягодниками и кривыми лесами. Но тогда я этого не знала, и пыталась упрямо убегать от них. Казалось, что вот чуть еще, и увижу чистый горизонт до края… Вон за той горкой, не? Тогда за следующей…

 

 

Встали мы почти на берегу моря, подальше от ненавистных песчаных гор. И поближе к топливу, коего даже в избытке – весь берег завален выбеленными стволами деревьев, кустами, бревнами и досками. Чуть ли не целыми разобранными избами. Очень ветрено. Накрываем палатку тентом и придавливаем его теми же бревнами. Два часа ночи. И первая стоянка на Терском.Не хочется уже ни есть, ни пить. Пива тоже не хочется.

 

 

                                          ДЕНЬ ВТОРОЙ. НУ, ЗДРАВСТВУЙ, РЕАЛЬНОСТЬ.

 

День второй начался «как всегда». То есть не очень. Проснулась я от жары – солнце вылезло и накалило палатку так, что мозг закипел, как бульон в кастрюльке. Охая и стеная, совершенно невыспанная, потная и обиженная на все и всех, выползаю на четвереньках на воздух, и с трудом приземляю пятую точку на бревнышко. Остыть, подышать, проветриться. И на меня тут же налетает неисчислимое множество мошек, облепляют лицо, руки, тыкаются в глаза, лезут в уши, нос. Дышать этой мошкариной массой невозможно, невозможно даже моргнуть. Имя им – Легион… А обидно-то как – Андрюхе никакое солнышко спать не мешает. Как оказалось, ему вообще ничего спать не мешает.

И так, как выяснилось впоследствии, будет начинаться каждое наше утро.

Чуть подостыв, выбираю зло меньшее и прячусь от летающих бестий обратно.

Пытались хоть немного позавтракать – ничего не лезет. Минимальное количество воды не располагает к посиделкам. А потому – снова сборы.

Каждое расставление палатки связано с полной выгрузкой рюкзаков, «до дна». Внутри пенка, на самом дне – спальник, остальное пространство набито непонятно какими, но мелкими и многочисленными вещами в одинаковых мешочках. К концу похода хотелось уже заваливаться спать вообще без палатки и спальника, только чтоб не проделывать каждый раз эту процедуру по укладыванию и разбиранию шмоток.

 

 

Довольно заметная дорога проходила вдоль однообразных песчаных барханов, сама была песчаной и скучной. Решили берегом – интереснее, но как оказалось, нисколько не легче.

Ноги у меня сразу же начали проваливаться и увязать в чистом, красивом, сыпучем песке. И хоть как-то передвигаться стало просто невыносимо, я выдохлась через несколько метров. Сама-то не легкая, да рюкзак еще в землю давит. Андрюха со временем как- то приноровился, подстроился, распределял нагрузку на стопу и почти не проваливался. Я же так ничему и не научилась, с трудом переставляла ноги, пыхтела, как паровоз, всем своим видом изображая умирающего в муках слона. Зрелище удручающее, но запоминающееся. Андрюха мук моих как бы не замечал, и гордо, и как казалось, легко, вышагивал впереди. Господи, и как Прохожий с Лентяем в том году туда-обратно сбегали? Хорошо, не видит никто моего позорного передвижения.

 

 

 

 

 

 

Шли по полчаса, редко чуть больше, потом привал минут на десять, а чаще – много больше. Погода вроде не дождила, но зато как пугала! Ветер дул с каким-то занудным постоянством, тучи то вдруг взбухивали и чернели, то незаметно растворялись. А нам надо было кровь из носу, но дойти до Малой Индеры (Индерки) – питьевой воды почти не осталось. И через 3,5 – 4 километра мы таки до нее дошли и больше того – перешли. По пути я совсем сбила ноги в растасканных уже берцах и нацепила резиновые сапоги, идти сразу стало легче. А вот Андрюхе, ввиду отсутствия сапог, на всех многочисленных бродах приходилось разуваться, вытираться и заново обуваться – дело, я скажу, ни для него, ни для меня не простое.

 

 

 

 

 

Отдохнули около Индерки, погуляли, поснимали, и решили остаться. А что? Вода рядом, дров завались… Сидим на бревнышке, мечтаем… Тут из ниоткуда (а там все возникает из ниоткуда) появляются два неопознанных объекта человеческого габитуса, переходят ручей и к нам. Напряженная пауза. Здороваемся. Приглядываемся друг к другу. Слово «геологи» действует безотказно в этой части суши, и напряжение спадает.

Но что они у нас спрашивают? «Водички нет?» У нас! Водички! Мы до этого ручья с водичкой чуть дошли. До сих пор вон на бревнышке расслабляемся. Так, говорю, вон же водичка, плещется. Сейчас и кипятить будем. Другой нет.

«Эту ПИТЬ будете?»… Похоже, из Индерки местными пить не принято.

А рыбки, говорю, нет? Так, на всякий случай спросила. Или Андрюха спросил… Не помню уже.

На что получаем встречный вопрос: «А что, надо? Чё ж с ней делать-то будете?»

И всего лишь через несколько минут мы становимся обладателями двух великолепных, свежайших, только выловленных горбуш, одна из которых оказалась даже с икрой.

Теперь точно остаемся! Парни оказались рыбаками, приглашали нас смотреть, как ловят горбушу в море, но мы все прокараулили. Одну рыбину  зажарили и съели в тот же день, точнее, ночь. Вторую и икру посолили на потом. И долго-долго сидели у костра, почти до утра, до рассвета.

 

 

 

 

                                                 ДЕНЬ ТРЕТИЙ. НИКАКОЙ.

 

И прошел никак. Только под утро уснули, проснулось солнце, и как давай на палатку светить… Андрею нездоровилось, решили устроить дневку и сегодня никуда не идти.

Первый (и последний) раз сварили макароны с тушенкой, но что-то не полезло. Зато уха, сваренная из голов и хвостов горбуши, да с рюмочкой пожертвованной на это дело водочки в котел, да с затушенной в нем же головешкой…  Эх, и ушица получилась! Наверное, самая вкусная уха в моей жизни.

 

 

К вечеру задуло, да так сильно, да так надолго… Северный, довольно теплый ветер дул по нарастающей в сторону моря, все сильнее и сильнее. Временами порывы были такие, что сбивало с ног. Засыпаю. Просыпаюсь – Андрей лежит с открытыми глазами и держит рукой прогибающуюся внутрь дугу палатки. Засыпаю. Просыпаюсь – сидит и держит. Засыпаю. Просыпаюсь – он все так же не спит. И лицо такое тревожное – тревожное. А мне что, мне пофиг. Я ж не знала, что дуги ломаются. И не ломались они у меня никогда. Но спать все равно было невозможно – все грохало, бухало, хлопало, стонало и выло. Вырывало колья и швыряло наваленные на них камни, кои мы с трудом сгребли со всей округи.

Ночка выдалась та еще. Дуги сильно погнулись, но выдержали.

Не выдержали мы – чтобы спасти палатку, стали собираться.

 

 

                                ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. КОГДА МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ НЕ ВОВРЕМЯ.

 

В этот раз шли по дороге. Все тот же ветер и не думал прекращаться. Воду несли с собой, но можно было и не брать так много – в пути пересекали множество ручейков и ручьев. Хотя, если каждый раз останавливаться и кипятить…

Через два километра показалась хорошая новая изба, отстроенная вместо старой, сгоревшей. Первая изба на нашем пути – просто музей под открытым небом. Чисто, тепло, большие лежанки, хорошая металлическая печь. И не дует – а то от ветра уже шумело в мозгах и сводило зубы. Туалет даже имелся. С бумагой.

 

 

 

Изба была настоящая, рыболовно-функционирующая. Много соли в пачках, сахар, чай. Нам пока ничего не надо, свое все есть. Правда, подсохшую лимонную попку, валявшуюся на столе, забрала для чая. Да натрескалась немытых сухофруктов, коих целая коробка стояла в коридоре. Организм так настойчиво просил, что отказаться не было сил.

Пробыли мы там долго, часа четыре – пять. Варили суп на горелке, попробовали и досолили горбушу – эх, и вкусная она оказалась, ни в какое сравнение с магазинной.

 

 

 

 

Как бы ни хотелось, а надо двигаться дальше. Каждый переход – через силу, через нехочу.

Еще два километра по песчаному берегу – и еще одна изба. Очень необычная, избой-то это трудно назвать, но предназначение то же. Чуть в стороне от берега, в глубине, через какое-то болотце – Бочка. Железная. Довольно обжитая, с печкой, стопочкой наколотых дров, на столе – посуда. Но какая-то негостеприимная, холодная и неуютная. Вероятно, потому что стены железные – нет того тепла, что дарит дерево. Окно затянуто пленкой, она хлопает на ветру, а сквозняк с воем выдувает остатки тепла. Никакого желания останавливаться в ней не возникло. Зато поживились парой картофелин и лимончиком – потом очень пригодилось.

 

 

Вернулись к брошенным на берегу рюкзакам и пошли дальше. Совсем смеркалось, с севера лезла какая-то чернота – приближалась гроза.

А мы стояли на берегу Индеры – довольно широкой, как тогда показалось, реки. Вспомнив наставления переходить ее по отливу, даже не подумали искать другой брод (да и что искать в сумерках), и ТАК маханули по широкой дуге по морю, пытаясь обойти русло… В одних лишь сланцах, по камням, по колено в ледяной воде. Но зато… Зато мы увидели, как в реку заходит на нерест горбуша. Горбатые спинки тут и там показывались из воды, хвосты взбивали пену. Не где-то там, в Чаваньге, до которой нам не дойти, а прямо здесь, вокруг нас, ведомые инстинктом размножения, прокладывали себе путь серебристые рыбины.

Мы стояли в воде, до судорг в ногах; с тяжеленными рюкзаками, почти заблудившиеся в ночи, пытаясь запечатлеть в душе этот немой восторг, это молчаливое торжество природы.

Не хватало рук, чтобы сделать хоть какой-то снимок. Трясло от холода. Ноги уже не чувствовали острых и скользких камней. Какая-то рыбина, брызгаясь и поднимая волну, шумно обернулась вокруг Андрея и тюкнула его в ногу. До сих пор спорим – укусить хотела, или поцеловать. )

Расплатились мы за это чудесное зрелище совсем не дорого – всего лишь тапкой. Илистая грязь затянула Андрюхин сланец, и, пожевав, выплюнула его порванным. Скотч, как и кучу других нужностей, мы позабыли, и смотали его веревочкой.

На противоположном берегу Индеры, у самой воды, на столбах, заливаемый приливом, белел, как привидение, домик. Изба была отмечена и на карте. К ней мы, вконец озябшие и измотанные, и направляли свои ноги и мысли. Но видимо, зря – изба слепо вперила в нас пустые окна – глазницы, крыша щерилась обглоданными костями обрешетки, печь рассыпалась, и даже пола будто уже не было. И как эта печь, рассыпались наши надежды на отдых.

 

 

 

Стало так отчаянно грустно, обидно. Захотелось поплакать. Но реви – не реви, а новая изба не явится, а укрыться от ветра все так же где-то надо.

Берег голый и продуваемый, из растительности – лишь осока да низкие стелющиеся кусты можжевельника. Чуть выше – поросшая хилыми елками, изрезанная оврагами гряда, а дальше, до горизонта – болотистая равнина. Полазив в темноте между кочками и елками, чудом обнаружился крошечный пятачок тишины и покоя. Шаг влево, шаг вправо – и сбивает с ног, а здесь… Господи, как же хорошо, когда не дует. Запомнив место, вроде приметное, возвращаемся за вещами, оставленными у избы. Довольные… Вот чего человеку для счастья надо? Даже не дом, а всего лишь место метр на метр под него. Пока радовались и топали обратно (а отошли мы метров на пятьсот), найденное место потеряли. И тут, как в плохих триллерах, началось светопредставление – гроза нас все-таки накрыла. Ливень хлестал, молнии сверкали, ветер швырял в лицо ветки и мусор. А мы, в полной выкладке, скакали вверх-вниз по откосу, по высокой мокрой траве, по торчащим из земли огромным кочкам, в поисках найденного и так некстати потерянного местечка под убежище. И темища…

Но нашли, слава Богу. Так быстро я палатку еще никогда не ставила, причем сразу с рюкзаками внутри. А потом просто рухнула и лежала внутри, приходя в себя от перегрузки. Естественно, ни есть, ни пить в этот вечер не пришлось. Только лечь и забыться. От устья Варзуги пройдено всего 10 километров.

 

                                         ДЕНЬ КАКОЙ-ТО ТАМ… ПЯТЫЙ? САМЫЙ ТЯЖЕЛЫЙ.

 

Утро и первую половину дня мы проспали. Днем мир уже не казался таким мрачным и страшным. Светило солнышко, от вчерашней грозы не осталось и следа. Но ветер и не думал униматься. И Индера, как некая черта, граница, совсем отрезала нас от людей и цивилизации. Мы оказались будто совсем одни, и такие маленькие под этим огромным небом…  На собственном примере прочувствовалось выражение «песчинки в море».

На завтрак разжарили оставшиеся с Малой Индеры и носимые с собой макарошки. Тогда они никак не лезли, казались совсем безвкусными, а сейчас от такого блюда было невозможно оторваться. Переоценка ценностей. Макароны, выдержанные и настоянные, приобретают неземной вкус. По аналогии с трехдневными щами. Или с многолетним коньяком. А мы все – свежее надо есть, никаких разогреваний… А оно вона как…

Пока завтракали... или это был обед… или еще вчерашний ужин… на ветру сушились развешенные на кустах шмотки. В итоге собрались и уложились только к вечеру.

 

 

 

 

А идти придется – как всегда, воды почти нет. До этой поездки меня несколько удивляла напряженность Андрея в отношении воды. Вроде что такого? Подумаешь, взять пятилитровую канистру с собой. Какая же я глупая была. Сейчас даже поллитровая бутылочка казалась слишком тяжелой. Спустившись на берег, наконец-то встретили хоть что-то каменное в этом море песка – знаки волновой ряби, знакомые уже нам по Кораблю.

 

 

 

 

 

Через два километра от Индеры – Ольховка, неплохая такая, бурная речушка. Но вставать на ней лагерем – так вроде недавно снялись. А воды почему-то не набрали – быстро не закипятить, а время терять не хотелось. Следующие по ходу три ручья оказались пересохшими, как Андрей и предполагал.

Эти километры стали самыми тяжелыми за весь поход. Справа – море, слева – серая тоскливая пустошь до горизонта, у берега чуть прикрытая кустами. С приходом сумерек, а потом и темноты с болот потянуло какой-то жутью, воздух уплотнился, страх стал осязаем, вжимал меня в море, и шлепала я уже совсем по воде. Страх совершенно иррациональный, но он гнал меня все дальше вперед, хотя ноги не слушались. Я уже ничего не видела перед собой, но останавливаться здесь было невыносимо.

Не помню, светила ли луна, но сова точно была – сидела на коряге у какой-то безымянной речки, где мы с Андреем почти что поссорились. Он решил, что мы идем до нее, чтобы ночевать. А я – что кипятим воду, пьем и топаем дальше. До Кривого ручья, запланированного места для лагеря, оставалось каких-то три с половиной километра. Такая мелочь – за час добежать. Дома. А тут…

Мне даже думать не хотелось, чтобы оставаться здесь, около этих страшных кустов, за которыми ничего не видно. Около ручья, от шума которого ничего не слышно. Я всем телом ощущала, как оттуда, с севера, со стороны болот на нас ползет что-то страшное, темное, а я все никак не могу ни увидеть, ни услышать его. Нет уж. Только вперед. Бежать, идти, ползти. Но уйти от этой давящей гнетущей  тяжести, что смотрит на меня с севера. Никогда еще я не чувствовала себя столь незащищенной, ничтожной и одинокой.

 

 

Я, конечно, впоследствии раскаялась и признала свою ошибку, но тогда мы пошли дальше.

Раскаяние настигло меня метров через пятьдесят, когда я с ужасом поняла, что идти почти не могу. Временная остановка у речки совсем лишила меня сил. Самой себе я напоминала то ли бурлака, волокущего груженое судно, то ли каторжника с привязанными к ногам почему-то якорями. В общем, ноги еле переставлялись и из песка уже не вытаскивались. Вдобавок начало мутить.

Через кучу времени издалека мы заметили крышу маленькой избушки, но очень долго до нее плелись. На «сходить посмотреть» меня уже не хватило, Андрей проделал это в одиночку, а я плюхнулась вместе с рюкзаком в песок и решила немного попомирать. Сделать это качественно  не удалось, потому что по отливу, совсем рядом со мной, прогрохотали аж три грузовика с горючкой. Как насмешка. Вот же ж блин… Ни раньше, ни позже. Пришлось срочно делать вид живой и бодрый, дабы не смущать людей. Запланированное помирание отложилось на неопределенный срок, потому что вернулся Андрей и уволок мой рюкзак. Без меня. Пришлось самой за ним волочиться. Тут как тут еще и дождик приключился, прибавив скорости. Чуть обиды, немножко злости, и изба скрипом половиц уже приветствует меня.

Маленький домик, две лавки, стол и закопченная дочерна печурка. Первые минуты – тишина оглушает. Просто сидим и слушаем ее. Стены, местами худые, отлично защищают от ветра. Наконец-то у нас есть надежное укрытие, мне так его не хватало на этом берегу. Чуть отдохнув, закипятили чай и напились. И меня почему-то вырвало. От усталости, не иначе. Но полегчало.  Изба  - и психологическая, и физическая крепость, конечно. Но спать решили в палатке рядом. И снова не поели. Все. Отсюда я никуда не уйду.

В этот раз, почти без отдыха и воды, мы прошагали десять километров.

 

Есть где-то за полярным кругом место,

Куда нельзя добраться просто так.

Тропа туда из гати мха и рдеста,

Окутанная в темно-синий мрак,

Лишь у зверья не вызовет протеста,

Не ходит там ни умный, ни дурак.

 

Там домик покосившийся у речки,

Стоит невзрачен, тих и одинок.

Там вместо образов в углу дощечки,

От копоти там черен потолок –

Очаг дымит нещадно вместо печки,

И время превращает все в песок.

 

Зимой снега избушку укрывают,

Держа в плену до северной весны,

Ветра листву осеннюю ласкают,

Кристальны, неподкупны и честны.

Лишь летом стоны вечности стихают,

И светлые природе снятся сны.

 

ДЕНЬ ШЕСТОЙ. ОТДОХНОВЕННЫЙ. ИЛИ «ВОТ ТЫ КАКОЙ, СЕВЕРНЫЙ ОЛЕНЬ».

 

Проснулась (в который раз?) от солнышка, нещадно жарившего палатку, совершенно не отдохнувшая (легли-то под утро). За весь наш поход мое «не отдохнувшее» состояние «отдохнувшим» так и не станет. С трудом выползла в раннее, еще не согревшееся утро. И очень удивилась тому, что на улице совсем не жарко, а свежо и даже зябко.

Несмотря на ночные кошмары, стоянка оказалась тихой, уютной и какой-то домашней.

Порожистый ручей, каменистый, с маленькими водопадиками, с клочьями взбитой белой пены, шумел совсем рядом, в глубоком почти каньоне. Берега его заросли нормальным, но кривым и непроходимым лесом так густо, что ветви деревьев полоскались в воде. А совсем близко, сделав пару петель, ручей широким языком изливался в море. Мы слышали шум ручья еще вчера, последние километры до избы он был совсем рядом, под острым углом подходя к берегу. Кривой ручей. Русло его сильно извивается на протяжении многих километров, беря начало где-то далеко в непроходимых болотах.

Все остальное пространство, кроме воды и узенькой полоски леса вдоль ручья, занимала болотистая тундра, с виду пустая, безжизненная и неприветливая. И среди всего этого отшельнического великолепия, как сказочный домик, стояла старенькая избушка с нашей палаткой под бочком. Обжитое кострище с заботливо уложенными полешками делало стоянку совсем гостеприимной.

 

 

Ну а я, нахохлившаяся, мрачная и сонная, кусаемая всеми мошками Терского берега, сидела на бревне, кем-то притащенном с берега. В планах на сегодня – никаких планов. Отдыхаем.

Хотела собрать удочку, но жалко будить Андрея – снасти-то в палатке. Как оказалось, к лучшему. Не помню, чем занималась все утро. Вероятно, осточертевшей за поход стиркой – посудомойкой. Вскипятила чай – кстати, первый раз сама на Андрюхиной горелке, до этого и пользоваться-то ей не умела. Андрея утром, особенно если никуда не надо, можно поднять только чаем. А мне одной было скучно. За то время, что он раскачивался, накромсала бутербродов, и с малосольной рыбкой, и с красной икоркой. Жаль, хлебушек остался только ржаной, да маслица бы не помешало сливочного. А так – объеденье!

 

 

Пока копошилась в избушке, пытаясь разнообразить стол, у Андрея что-то там приключилось. И он каким-то странным, напряженным, чуждо-деловым голосом меня позвал. Даже мысль была, не прихватить ли фотик, но…

С грохотом выбираюсь через низкий проем, половица в сенях брякает… Поднимаю голову, а метрах в десяти от избы, переводя взгляд с очумевшего Андрея на меня, стоит олень.  Лохматый, рогатый, шерсть клоками свисает. И совсем не испуганный, в отличие от моего друга.

Его слова в моей обработке:

«Стою я, повернувшись к морю передом, к кустам задом; размышляю о вечном в общем, и о бренности своего утреннего существования в частности. Тут сзади, из ниоткуда, раздается топот, звук продирающегося через кусты мощного тела, и что-то большое и темное появляется у меня из-за плеча. Первая и самая естественная мысль – медведь! И вечный вопрос – что делать? После осознания мозгом, что жизнь еще продолжается, и идентификации существа, как «НЕ медведя», пришла мысль, что смотреть одному не так кайфово, как вместе».

Некоторое время два представителя разных видов пялились друг на друга и оба не понимали, что предпринять. А потому один из них, обладающий речью, позвал меня. И некоторое, довольно продолжительное время, мы занимались созерцанием друг друга уже втроем. Вероятно, олень оказался умнее двуногих, через какое-то время ему это наскучило, он отвернулся, и неспешно удалился обратно в кусты.

 

 

Благодаря копытному, мы оживились, окончательно проснулись, настроение поднялось, и вроде даже помирились – после вчерашнего были несколько недовольны друг другом. И наконец-то сели пить чай с лимончиком, оживленно обсуждая гостя. В избушке, за столом, перед окном с видом на море.

 

И тут (да, все еще не закончилось)…  Даже не поняла сначала…  За пыльными стеклами краем глаза я замечаю силуэты людей, вроде как в военной форме. Они тихо, быстро и молча окружают избу. Откуда??? Чуть не подавившись от изумления, тихо пищу «Человек!» и тычу для верности в окно пальцем.  Андрей, занятый все еще оленем и уже бутербродами, даже поначалу не понял, пришлось повторять и расширять. И мы вместе выскочили из избы.

Рыбинспектор и два пограничника. Представились по форме, и сразу вопросы: «На что ловим? удочка? сети?»  Один избу обошел, на ручей глянул. Как же удачно я удочку собрать не сподобилась. Поболтали. А меня все не покидал вопрос, откуда же они взялись?

В это время на Терском курсирует два типа народа – те, кто ловит рыбу, и те, кто ловит тех, кто ловит рыбу. От мыслей о своей крошечной удочке, разобранной и запихнутой в рюкзак, почувствовала себя чуть ли не преступницей, браконьершей. Захотелось врать и изворачиваться.

А на столе-то у нас бутерброды разложены, да все с рыбой, да с икорочкой… Но в избу они не попросились – не принято, что ли? Только ходили вокруг, смотрели что-то… И разговаривали очень вежливо. Приплыли они по-тихому на моторке, от судна, которое стояло на горизонте. Мы даже и не услышали.

Зато на следующий день весь Терский берег вплоть до Чаваньги знал, где стоят геологи. А нас больше никто не беспокоил.

 

 

Ближе к вечеру я залезла в палатку покемарить, было так спокойно, тепло и комфортно… Смотрела, как Андрей возится с костром, дымок залетал ко мне и баюкал…

А вечером все-таки собрала свою удочку, и мы ловили в ручье мелкую, пятнистую ручьевую форельку.

Совсем перед сном по отливу в сторону Чаваньги прошел разрисованный фургон с надписью: Умба – Варзуга – Чаваньга. Остановился полюбопытствовать. Поболтали. Спрашивал про рыбоохрану. То ли ОН нас сдал, то ли сам от них бегал. Обратно не возьмет – повезет мерзлую рыбу.

За те несколько дней, проведенных в избе, мы изучили весь немногочисленный транспорт, временами ходящий по берегу. Но кто это и зачем куда-то ездит, так до конца и не разобрались.

 

 

                                             ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. ОПЯТЬ ЭТА ИКРА…

 

Следующее утро было таким же прекрасным, как и все предыдущие. Солнце жарило палатку, но совсем не прогревало воздух. Тучи мошкары залепляли глаза…

Андрюхе, как всегда все нипочем, и он спит сном праведного агнца.

Сбегала до ручья, умылась. Сбегала еще раз, постиралась.

Сбегала… намыла вчерашнюю посуду… принесла воды … дров… от нечего делать.

Настрогала бутербродов с рыбкой и оставшейся икрой. Хлеб ржаной и уже совсем черствый. А хочется мягкой булки и маслица. И спать. Все время хочется спать. Подмазала под икру сыр треугольничками – вкусовые ощущения улучшились. Хоть вообще икру на сыр намазывай, без хлеба. В какой-то промежуток этой моей возни вылез Андрей, и закипятил чаю на костре.

Имея колеса, я никогда не осознавала ценность костра. Ну побалуемся иногда, для интереса, чтоб не скучно. Был ведь всегда и газ, и плитка. И каждый год непонятно мне было это трепетное и бережное отношение к огню Андрея. Его чуть ли не шаманские, как мне казалось, ритуалы. Уважение, почти как к живому существу, божеству…  И только в эту поездку, в этот, такой странный поход, дух огня коснулся и меня. Небольшой костерок, а как много он давал нам. Это и насущные потребности, вроде похлебки. И побаловаться, вроде копченой рыбки. Чаек с дымком. Уютное тепло сырыми вечерами и промозглым утром. А как же без тепла душевного? Полночные разговоры у костра, или посиделки в тишине, когда только ветер да треск сгорающих сучьев… Здесь огонь – жизнь. И ласковый пятачок света в этой неуютной болотистой тундре.

А дымок, что разносится на километры, ну точно должен отпугивать всех «хозяев» от вонючих, намертво пропахших дымом, нас.

Но костер надо кормить, а с этим там проблем нет – весь берег, как я уже упоминала, завален выбеленными деревяхами разной степени просушенности, просоленности и дряхлости, от кустов до целых деревьев с сучьями и корнями, от поленьев и пней до бревен в два обхвата. Чем большую часть времени мы и занимались – таскали с берега дрова. В море на горизонте носилась туда-сюда гроза, а над нами светило солнышко, погодка в этот день была просто отличная. До вечернего отлива, время которого никак не удавалось высчитать, решили просто прогуляться по берегу. В результате угуляли на несколько километров дальше за ручей. По пути часто попадаются остовы старых, разрушенных бог весть когда изб, то у самой кромки моря, то чуть вглубь материка. Несколько ручьев, по которым вверх не пройти – слишком много воды, слишком глубокие каньоны, а берега в непролазных зарослях. Да и чуть в сторону от моря – страшно становится, дико совсем. Так и кажется, что из-за каждого куста за тобой кто-то с интересом наблюдает.

Шли мы налегке, но почти пустой рюкзак все равно казался тяжелым. Звякала прицепленная к нему карабинчиком железная кружка, а с чайной ложкой в руке я уже срослась – при необходимости генерируемый этим набором противный звук должен был отпугнуть медведя. В общем, на медведя – с чайной ложкой. Но проверять не хотелось. В том году мишки толпами ходили, от чего в этом я себе места от страха не находила. Но обошлось, обошлось…Я так топаю и пыхчу во время передвижения, что все зверье меня загодя обходит.

 

 

 

 

 

Вот бы, говорю, в море кого-нибудь увидеть… И тут же, нам на радость, замечаем совсем недалеко черные блестящие спины каких-то ныряющих морских животных. Постояли, полюбовались. Кого б еще пожелать? Пытаюсь не думать о медведе. Но только он в голову и лезет. Кричу: «нет, только не его, медведя не хочу»… А сама еще и не разобралась, хочу я медведя увидеть, или нет. Вроде точно не хочу, но внутри что-то во мне хихикает…Так, гуляючи,  добрели до Шумской избы. Дверь приперта палкой – пустая. А выглядит все, будто хозяева только отлучились, и сейчас вернутся. Хорошая, функционирующая изба, зимовать можно, а не только останавливаться. Как потом стало известно от местных, избы используются рыбаками в основном осенью, во время ловли семги. А летом ими может пользоваться любой путник. Но все равно, эта изба слишком хороша, и имеет хозяина. Слишком хороша для нас. В отличие от нашей дряхленькой избушки на Кривом.

 

 

 

 

Но мы заняли здесь чуть заварки (быстро мы свою истребляем), и пяток мелких морщинистых картох – целая находка для таких картохолюбов, как мы оба. Взамен оставили сигареты – ценный товар на этом берегу. Немного посидели на лавочке у дома, отдохнули. Берег в этом месте высокий, открывается замечательный вид на залив. Ушли мы оттуда, когда стало совсем вечереть, уже по отливу. Устали так, будто не налегке гуляли.

Сегодня у нас праздник – мы продвинулись еще на несколько километров по берегу.

В честь этого события была открыта заныканная плитка хорошего шоколада.  Будем отмечать. Опять полночи просидели у костра.

 

 

 

 

 

                                       ДЕНЬ ВОСЬМОЙ. ПРОСТО ЖИТЬ, БЕЗ ПЛАНОВ.

 

И как водится, половину следующего дня проспали. Да и все равно. Дневка же.

Форелька начала ловиться только ближе к вечеру. Эта хитрая рыбка клюет, когда захочет, никакой системности. То рано утром, то после обеда; то в отлив, то в прилив; то при солнышке, то когда небо сплошь посерело. Но по большей части просто не клюет и ничем ее не заинтересовать. Я первый раз видела живую форель.

 

 

Хотя, форелью этого малька назвать язык не поворачивался. Первую пойманную рыбку хотелось выпустить – ну зачем брать мальков. Хотя, Андрей утверждал, что для питерских любителей это самая что ни на есть хорошая ручьевая форель. Правда, двадцатисантиметровые экземпляры мне тоже стали нравиться. А уж как ее вываживать – настоящий боец, хищник. Такие свечки, такие пируэты выделывает. Но чаще просто аккуратно снимает наживку с крючка. Один сход, второй, третий, опять не засеклась…

Червей в лесу не накопалось, нет их там.

Ходила к морю, скрепя сердце, разбила устрицу. Там такое студенистое нечто внутри, бррр…

А я их, устриц этих, еще и есть собиралась, если совсем голодать придется. Поймала бабочку. И даже на глазик… Ноль. Пробовали сало. В результате ловили на крошечные кусочки соленой горбуши. Чуть на крючок, остатки в рот.

Рыбка очень красивая, мягкая, нежная, с рисунком форелевого камня, один в один. Странно, когда хорошо знаешь вторичность (тот самый камень), и впервые видишь (сорри за тавтологию) первичность (саму рыбку).

Вот так весь день и упражнялись, кто кого. А рыбалка такая – очень занятная.

К вечернему отливу клев полностью прекратился. И мы решили поотъедаться.

За всю поездку ели почему-то очень мало, почти силком заставляя себя – ни в какую не лезло. Вероятно, организм перешел в режим строгой экономии. Вот сейчас всего и наготовили.

Суп, прозванный Андреем «Терская похлебка по Кривому» - любит он еде имена давать. «Алиса, это пудинг… Пудинг, это Алиса…» Открыли, наконец, копченую колбасу – не зря же тащили. Закоптили форель аж на настоящей, хоть и ржавой решетке, висевшей на наружной стене избы. Ну и малосольненькая горбушка все еще не испортилась. Просто пир закатили.

Легли снова под утро, но это уже привычно – мы оба закостенелые, неистребимые совы. А зря – на завтра был запланирован дальний марш-бросок.

 

 

 

                                                ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. САМОЕ ГЛАВНОЕ ДЕЛО.

 

Встали поздно, в районе 10 часов. Невыспавшиеся (ничего удивительного) и злые (тоже в общем, привычно). Я, как водится, тихонечко бурчала и очень тактично обвиняла во всем друга. А когда я злая, то резковатая, конечно, но очень продуктивная – могу быстро, много и качественно работать. Мы выхлебали по чашке чая и побегли – отлив уже начался.

Андрей тут же застрял, переходя босиком Кривой, а я в сапогах почесала вперед – ходит он быстро, догонит. А мне проветриться надо, добрее стать, во благо обществу. Проветривалась я так рьяно, что догнал он меня только через пару километров, почти у Макеевского. К тому времени меня чуть отпустило, и мы уже вместе подошли к Шумской избе. Устали, оголодали, свалили рюкзаки и, не заходя в дом, перекусили, чем Бог послал. Бог послал немного, мое упущение. Удалось даже попить чаю – в избе большой газовый баллон, но пару чашек нам согрел.

 

 

Сидели, отдыхали на лавочке, смотрели, как на отливе плещется не ушедшая почему-то в море горбушина. И лениво размышляли – надо нам рыбину, или нет. В конце концов, решили, что еда лишней не бывает, а так как единственные резиновые сапоги на мне, то и добывать – мне.

 

 

Присолили ее, спрятали пока – не таскать же с собой. И потопали дальше.

Через несколько километров берег потихоньку начал меняться;  на отливе, далеко в море, стали попадаться кварцевые жилы. Наконец-то. Не абы что, конечно, но интересно. Зональный дымарь, морион, в прибойнике – коцаные кварцевые щетки. Образцов почти не брали – не вынести же. Да и снимала я мало – небо хмурилось, ничего интересного не выходило. Съемки в походе – это такая тяжелая работа…. Все отдыхают – а ты пытаешься запечатлеть что-то, ползаешь на коленях, в раскоряку, да еще и не выходит ничего… То фотик намочит, то объектив запотеет, то задницей в лужу сядешь… И при этом выслушиваешь советы советчиков. А потом – ну почему ты так мало фотографировала… Мы все хотим в отчетах много фото камней, и только несчастный, обремененный фотиком,  понимает, насколько это сложно – и искать, и колоть, и тащить, мокнуть, вязнуть, падать, и при этом снимать. Обычно те образцы, которые точно поедут домой, вообще не фотографируются – думаешь, будет еще время. Но его, как правило, уже не находится. И остаются снимки только того, что точно не берешь. У меня это так. У кого-то может и по-другому, и я им завидую.

 

 

 

 

 

Обратно вернулись поздно, уже по дороге – прилив был в самом разгаре. В какой-то момент заметили цепочку не мелких следов, идущих шаг в шаг по нашим позавчерашним – дорога песчаная, затаптывать некому, вся история как на ладони. Кто-то явно два дня назад шел за нами до лагеря по запаху. Я-то думала, мой прокопченный дымом костра дух будет зверье отпугивать, а не привлекать.

 

 

Возле Кривого штурмовал брод продуктовый фургон, идущий в Стрельну. Договорились с водилой, что заберет нас на обратном пути, «дня через два».

В этот день очень устали, меня зазнобило. Накапали водку мне в сладкий чай, потом еще – до достижения максимального терапевтического эффекта. Вроде отпустило.

Настигает ощущение сделанности всех дел на этом берегу. Время выбираться.

 

                                                           ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. ПОПУТЧИКИ.

 

До боли знакомый сценарий – утро, раскаленная палатка, шум ручья и моря, я снова одна. Добавилось еще «все болит», «нет настроения» и «завтра сборы». Этот нехороший человек, как ни в чем не бывало, крепко спит, и все ему нипочем. От нежелания ничего делать снова раскладываю удочку. В этот раз вода в ручье куда-то утекла (видимо, в море), русло обмелело, и каньон был заполнен пышной, взбитой, цвета капучино, пеной. Она все копилась, никуда не уплывала, и со временем заполнила и без того узкое водное пространство. Вода там цвета кофе – пить можно, даже вкусно, будто на травах настояна, но смотреть не хочется. Поэтому просто воду не пили, подкрашивали ее чаем, так цвет становился менее заметен. От чая уже тошнило. Чай на завтрак, чай на обед, чай просто попить, даже водка с чаем. Хотелось обычной, чистой, прозрачной, бесцветной воды.

В какой-то момент моих потуг словить что-то в этой пенке, когда Андрей уже присоединился ко мне, замечаю, и от неожиданности даже не сразу реагирую, двух человек мужского пола, форсирующих ручей в сотне метров от нас. Пешники. Познакомились. Мурманские. Идут вроде как со Стрельны. Завтра хотят дойти сразу до Усть-Варзуги. Встали они на берегу. Приятные ребята. Почему-то случайные попутчики, встречаемые в таких вот поездках, всегда запоминаются, просто впечатываются в память. Андрей делится с ними сигаретами – оказалось, в Чаваньге на редкость не интересный магазин.

Очень надеюсь, что завтра мы уедем отсюда на машине. Поэтому все немногочисленные образцы, притащенные издалека на стоянку, без выбора запихиваю в вещмешок. Андрей настроен скептически, от чего мне хочется с ним поругаться. Ну не могу я принять мысль, что придется камни оставить. Стараюсь вообще об этом не думать.

 

 

                                         ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВЫБРОСКА.

Проснулись еле-еле от будильника – машина должна пойти по отливу, а вот утренний он будет или вечерний, неизвестно. Да и пойдет ли? Не загулял ли там водила, не передумал ли, уж больно неуверенно говорил. Но в любом случае надо быть готовыми. Проснуться, проснулись, но встала только я. Завариваю Андрею чай, иначе его не выманить. И это меня ужасно бесит, я тороплюсь, от этого нервничаю и психую. А я и не говорила, что у меня хороший мирный характер.

Погода первый раз за этот поход отвратительная, в самый раз для сборов – крапает мелкий противный дождик, небо затянуто, тускло и неприятно. Потихонечку перетаскиваем вещи в избу и там укладываемся. Палатка мокрая, но сушить ее некогда, сворачиваем так. Я немного успокоилась, только когда все было готово.

11-00, отлив. Прислушиваемся к звукам, вглядываемся в горизонт – машины нет.

Дождь закончился. Наши новые знакомые за это время хорошо выспались, обсушились и тоже собираются. Занесли в избу лишнюю крупу, мыло. Мы тоже оставляем запечатанную пачку макарон – авось кому пригодятся. Я даже в походе макароны есть не хочу.

У нас снова два больших рюкзака, моя сумка с фотиком на шее, пакет с какой-то мелочью и едой, и тяжеленный вещмешок с образцами. Не будет машины, мешок придется раздербанивать и брать только по камушку на память. Вот и сидела, раздумывая, куда будем ныкать остатки.

От нечего делать, взяла фотоаппарат, и бегала за какой-то пичугой, клевавшей еще зеленые ягоды. Ждать часами, прислушиваться, выходить смотреть – мучительно, и быстро выматывает.

На фото – слеток свиристеля. Загадочная, мистическая птица. В XIX веке эта птица вызывала необычайный интерес со стороны европейских орнитологов. Дело в том, что наблюдая сотенные стаи свиристелей во время миграций, ни один из ученых не мог похвастаться обнаруженным гнездом этой птицы. Что, в свою очередь, порождало многочисленные мифы и заблуждения о свиристели. 
В 1853 году английский натуралист Джон Уоллей (John Walley) отправился на Север, мечтая разгадать загадку гнездования свиристелей. Уоллей путешествовал по Швеции, Финляндии, Норвегии, побывал также на р. Паз (район нынешнего заповедника Пасвик). 
Но только через 5 лет в 1858 году его поиски увенчались успехом. Однако  работа на Крайнем Севере сильно подорвала его здоровье и через год, по прибытию в Англию, Уоллей умер в возрасте всего 36 лет, положив свою жизнь на алтарь науки. 

 

 

Море давно уже наполнилось вновь, никто не приехал, а мы все сидели и ждали.

И именно в тот момент, когда я уже отчаялась, расслабилась, забылась и пила этот осточертевший чай, раздался свист. Человеческий.

Выглянув, видим стоящий на берегу фургон, не понятно откуда взявшийся столь бесшумно; и таскающих в него свои вещи парней. Они-то нам и свистели.

Боже! А у меня – где тапки, где кружка, все опять развалено, хоть и собиралась.

С безумными глазами швыряю все в пакет, хватаю рюкзак, никак не могу нацепить его, вылетаю в предбанник, застреваю в дверном проеме, бьюсь макушкой о притолоку и пытаюсь бежать к машине. И такая слабость, как во сне, когда воздух уплотняется и ноги не слушаются. Паника, в общем.

Только Андрей не сильно торопится, и, сходив к водителю, спокойно забирает своё, подбирает растерянное в пылу бегства моё, приставляет палку к двери избы (она снова опустела), и оказывается у места погрузки почти одновременно со мной.

Кидаюсь к водителю с криком: «Спаситель!» Я так рада, так счастлива… Конечно, дошли бы обратно и сами, но камни… Камни пришлось бы бросить. Эта мысль настолько тревожила меня, настолько была неприятна… А теперь мои камушки со мной.

Мужчины загрузились в фургон, я тоже лезла туда, но меня затолкали в кабину, как в наиболее удобное место. Как слабый пол. Я уж и забыла… А мне б со всеми.

Да, и это была не та машина, которую мы ждали.

Топая «туда», смотрела с какой-то завистью, почтением на эти большие машины, изредка проезжающие у самой кромки воды. Такие недоступные, спешащие по каким-то своим неведомым делам. Куда они едут? Что думают о двух бредущих куда-то чудаках? И так хотелось покататься на такой вот.

Как я уже говорила, в этой поездке все мои маленькие мечты склонны были исполняться. И вот, я уже рассекаю по начавшемуся вечернему отливу, форсируя ручьи и речки, карабкаясь по песчаным барханам и ягодникам тундры в кабине огромного ЗИЛа. Под музыку чего-то шансоновского и неспешный разговор местного шофера. Болтанка такая, что фотографировать невозможно – цепляюсь руками-ногами. И хочется, чтобы этот обратный путь не заканчивался как можно дольше. Когда проблемы выброски решились, стало грустно и уже не так хотелось уезжать.

Мы так долго шли туда, а возвращаемся так быстро, какие-то минуты… Знакомые места мелькают, как кадры фильма. Безымянный ручей, Ольховка, река Индера, Малая Индерка, вот уже и первые избы, где остались старые сети и поплавки. Хотели на обратном пути взять на память по поплавочку. Не судьба.

И неожиданно, почти сразу – Усть-Варзуга, толчея, народ. В голове каша, в душе – суматоха.

Подошла к водителю, и как-то случайно, почти машинально, не в силах сопротивляться порыву, обняла его. Чем, вероятно, смутила. С рук на руки он передает нас лодочнику, и мы, только вывалившись из машины, уже грузимся в моторку, а через несколько минут и в джип наших случайных, и таких интересных попутчиков.

 

 

Эх, в Кузомень так и не попали…  А еще было бы классно покататься по пескам, но люди торопятся, да и такой джиповый экстрим в их планы явно не входит.

Еле запихнувшись в салон вместе с рюкзаками, тяжело отваливаем – ребята торопятся. Могли бы захватить нас хоть до Оленегорска, но неудобно. И сидеть нам, придавленным, неудобно, да и перед ними неловко.

Одной единой дороги на трассу по этим пескам нет, накатана целая сеть, и в какой-то момент мы, видимо, свернули не туда. Нам с Андрюхой, на заднем сиденье, заваленным под потолок вещами, совсем ничего не видно и не слышно.

И тут с переднего сиденья раздается:

«Сворачивай!»

«Не могу, колея не дает!»

«Тормози!»

«Не могу, застрянем в песке!»

Мне как-то даже неудобно стало за мои хотелки, но по колее, как по рельсам, мы прикатили прямиком в Кузомень. И даже проехали мимо известного кладбища на песчаной горе, с торчащими из нее крестами. А выехав, наконец, оттуда в сторону трассы, увидели сидящего на обочине огроменного зайца, который при нашем приближении лишь чуть присел. Пару дней тому назад я как раз и сказала, что мол, всех видели, а вот зайцы что-то не попадались. Не знаю, чего еще и пожелать…

 

                                   ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НА ПЕРЕПУТЬЕ.

 

Попрощались мы на трассе, где километровый столбик показал, что топать нам еще до места предполагаемого отдыха километров семь. Два рюкзака и вещмешок с камнями. Усталость и отупение от такого быстрого и неожиданного перемещения. Казалось, только что были там, откуда и выбираться непонятно как, и … хлоп, уже цивилизация.

Чуть грустно и немного жаль – если б не камни, с удовольствием бы проделали этот обратный путь на своих двоих. Сейчас так кажется. Тогда не казалось.

Стоим на перекрестке, пытаемся осознать.

Со стороны Варзуги громыхает раздолбанная, видавшая лучшие дни, Нива местной гопоты.

Проезжает мимо, тормозит, и задним ходом докатывается до не слишком любезных нас. За рулем – вусмерть пьяный, с ног до головы окровавленный, с перевязанной грязной тряпкой рукой «молодой мужчина южных кровей» местного пошива. С твердым и вполне искренним намерением подвезти нас хоть куда-нибудь. Учитывая таких же пьяных его попутчиков (в разговор не вступающих и пристально нас разглядывающих) и  наши неприподъемные рюкзаки, связывающие по рукам и ногам, ситуация начинает напрягать.

Местные, хоть и имели намерения самые добрые, но были так навязчивы, выглядели столь напористо, что мысли в душе зарождались самые мрачные. А я вдруг некстати вспомнила, что все колюще-режущее  для удобства упихано в рюкзаки.

Зато как бодро мы неслись первый километр по дороге, когда, наконец, отделались от ненужного внимания. А в пакете у меня булькала банка подаренного пива, и таяла шоколадка, полученная из того же источника. Не было возможности отказаться. Вот всё ж хорошо – и подвезти, чуть ли не силком, предлагали. И подарков надарили. Но как-то так стремно все это было…

А дорога все уходила вдаль, за одной горой вырастала новая гора, и конца им не предвиделось. Вверх – вниз - отдых, вверх – вниз – отдых… На машине – минутное дело, и дорога вроде абсолютно ровная, а тут…

Оказавшись вдали от моря, стало невыносимо душно и жарко, проезжающие машины окутывали клубами пыли, я тут же стоптала ноги, отвыкшие от асфальта. И… никто не останавливался – цивилизация! Да ведь никто и не должен, сами же поперлись, самим и расхлебывать.

Семь километров мы, конечно, не прошли – первые домики Варзуги показались немного раньше. Но прошагали достаточно и устали изрядно. А приходилось еще и мешок с камнями переть, помимо рюкзаков. Андрею приходилось. А меня тихо мучила совесть. Честно, мучила.

В село мы зашли в десять вечера, впервые взглянув на часы.

В этот раз пешком мы вернулись туда, откуда несколько дней назад начинался наш поход.

У въезда, напротив храмового комплекса – новая современная гостиница – «Дом приезжих». От колхоза «Всходы коммунизма». Похоже, само название уже является местной достопримечательностью. В гостиницу вела высокая деревянная лестница со скамеечками для отдыха, где мы на время оставили свой немаленький скарб.

 

 

Пить хотелось безумно – с тех пор, как кипятили воду с утра, пополнить запасы было негде и некогда. А после пыльного марафона по трассе до Варзуги даже в шуме ветра слышалось журчание ручья.

И вот, заваливаемся мы такие, пыльные, взмыленные, помятые, и синхронно к стойке администратора со словами: «водички налейте!» Девушка-администратор молча провела нас на кухню и сунула в руки по бокалу с водой. Смотрела при этом несколько испуганно. И только выяснив, что мы собираемся здесь остановиться, расслабилась. Она думала, что мы просто попить зашли.)

Все время на Терском я позволяла себе мечтать, как накуплю всяких вкусностей при первой же возможности, и будем праздновать. Мое желание посидеть в кафешечке с пивком только окрепло со временем. И надо же так случиться, что все магазины как раз в десять вечера и закрылись. Такой удар, такой удар!

Ну почему в походах горячий душ, теплая постель и еда так редко случаются одновременно?

«Чего-то этакого» хотелось так сильно, что, оббегав полпоселка, мы с помощью местных нашли тот райский уголок, что торгует после закрытия всех магазинов. Там было все – пиво, водка, кола, соки, чипсы… еды не было. В общем, правильный набор, необходимый полуночникам. Но нам хотелось несколько другого. Расстроившись, купили полторашку пива (других емкостей не было)  и пошли посидеть на берег Варзуги. Солнце только краешком выглядывало из-за горизонта, не освещая, а лишь чуть подкрашивая воду, комариный писк ввинчивался в мозг, и было как-то непонятно, странно и дико оказаться среди людей. После такого горячего дня как всегда начало знобить.

И гулять здесь, в селе, совсем не хотелось. И пива тоже не хотелось. А чипсов почему-то не взяли.

Опустошение, грусть, усталость. Цивилизация не радовала. Наш поход почти закончен. Самая важная его часть. Все-таки надо соблюсти правила, и отзвониться домой, что мы и сделали.

«Жива, здорова, вышли!»

«Устала, говорить не могу».

И ёкнувшее сердце от слов старшей дочери: «Поздравь дядю Андрея с Днем Рождения!»

Абсолютно искренне уверяю ее, что завтра у него днюха. А Андрей поддакивает. Ведь сегодня еще только 29 июля. Несколько минут сидим в тишине, медитируя на воду, каждый о своем. И приходит, наконец, понимание…

Без нескольких минут полночь, поднимая бутылку, говорю:

«Ну, с Днем Рождения, друг!» На календаре было 30 июля.

Во всей этой суете и неразберихе такого долгого трудного дня никто из нас и не вспомнил о дате, которую уже не один год мы старались встретить на Кольском. В том году, например, это была Африканда. А еще два года назад – Корабль.

Сейчас вот сижу и думаю: вот всё бы тоже самое – эти красоты, эти камни, приключения, весь наш поход, но без этой всепоглощающей хронической усталости, когда вроде еще хочется всего интересного, но уже не можется. Эх, сколько бы еще можно было наворотить!

Но вернемся к закату 30 июля. В этот день (или уже ночь) мы все-таки поели. Промерзнув от росы и грусти, вспомнили, что в том домике - магазине, среди бутылок и банок консервов, мы видели упаковки яиц. И рванув туда в час ночи, разбудив хозяйку, за сотню без сдачи мы стали обладателями десятка яиц, а потом и вкуснейшей яичницы, которую приготовили в гостевом доме. Даже с помидоркой, любезно подаренной нам администратором.

Праздничный ужин удался.

Мягкая постелька, тепло и уют нового деревянного дома, и сказочный вид за окном – утопающие в тумане храмы Варзуги.

 

 

И всего несколько часов сна – завтра бренчащий автобус увезет нас обратно, в суету городов, мешанину людских лиц, больших проблем и малозначительных событий.

А все это останется лишь в памяти, да в редких снах. И фотографиями в альбоме.

 

ОТЗВУК ЭХА...

 

Река бежит сквозь чащу леса,

Где сумрак напоён водой...

И лапы елей чередой,

Сливаются стеной навеса,

И давят сверху силой пресса,

Ломая двери в мир иной.

 

Седой валун лежит под брегом,

Времён начало видел он,

И солнца луч в деревьях крон,

Касает землю лишь набегом.

Простым и тёплым оберегом,

С душой печальной в унисон.

 

Хвоя, пушистым мягким пледом,

Застелит странникам постель,

Вдали вдруг вскрикнет коростель,

Лёт времени ему неведом.

Лишь отзвук эха, легким следом,

Рисует в сердце акварель.

 

Здесь от воды прохладой веет,

Крадётся по тропе туман,

И лезет ночь ко дню в карман,

А лунный зверь тоску лелеет,

О том, как звёздами засеет,

Миров безбрежный океан.

 

Река уснула до рассвета,

Качая сонную волну,

Закончив с берегом войну,

Утихла на исходе лета.

И будто вымерла планета,

Лишь тени воют на луну.

 

                              ЧАСТЬ 2. ЛОВОЗЕРО - РЕВДА - АЛЛУАЙВ

Надеюсь, будет покороче – особых приключений не приключилось.

Это не первая, и смею надеяться, не последняя поездка туда. И чего мне там надо… В этой мелкой систематике совершенно ничего не понимаю, удачи по жизни не было - ничего «этакого» не нахожу, а по старости еще и не вижу эту мелкоту. Что меня привлекает? Может, разрушенные корпуса некогда живого предприятия? Есть во мне что-то сталкерское, совсем чуть-чуть. Как ни прискорбно, но на помойке в бывшем карьере, в отработанной штольне или вот на таких вот мертвых рудниках я чувствую себя психологически лучше, как-то легче и спокойнее, чем в каком-нибудь сказочно-райском, не изгаженном человеческим присутствием природном оазисе. Факт. Сама недавно осознала. Вроде как конкурентов нет – все, кто хотел и всё, что хотели, от места взяли, можно пользоваться.

А может, я мазохистка, и меня привлекает мой жуткий страх перед возможными медведями, коих мы там наблюдали уже, а их следы в виде куч помета довели меня до поседения головы?

Или тучи гнуса? Или промозглые ветра? Или сырые туманы на много дней, плотные, как вата?

А может все-таки открывающаяся оттуда невероятной красоты панорама Умбозера и Хибинских гор, обрамленная снизу мягкой и будто теплой тундрой, а сверху бесконечным и каким-то первобытным небом? И нежные лапландские маки, теряющие лепестки на ветру, как единственные в этом сером мире капли солнечного света.

Не знаю. Туда просто хочется возвращаться. Но вернемся ко дню 31 июля – мы все еще в Варзуге.

 

                                                                31 июля.

Такси, это конечно, удобно и быстро, но… нечестно, что ли. Хотелось, чтоб все по правде. Чтоб прочувствовать все прелести дороги. Хотя бы обратной. Автобус должен был быть в три пополудни. А уже в двенадцать дня требовалось освободить номер. Спать с утра хотелось ужасно. К одиннадцати я еле разлепила глаза. И потопала в магазин за чем-нибудь вкусненьким. Предыдущий день и короткая ночь давали о себе знать - было все слишком. Слишком солнечно - от ярких бликов мутило; слишком пыльно -  каждый шаг взбухивал кучу этой пыли, и она противно оседала на ногах и одежде; резкие звуки ввинчивались в неотдохнувший мозг болью. Даже запах скошенной травы не радовал, а раздражал.  А на редкость вредная продавщица, будто специально не обращая на меня внимания, шушукалась с местными. И булочек свежих не завезли.

К 11-30 мы все-таки завтракали на гостеприимной кухне горой отваренных сосисок с буханкой белого хлеба. Очень уж сильно нас не выгоняли и дали спокойно посидеть, но уже в 13-00 мы свалили рюкзаки все на той же единственной в селе остановке. Пока ждали, я побегала по храмам – но все, абсолютно все оказалось закрыто. Не только сами храмы, но и часовенка у входа. Время такое нонче, ничего без надзору нельзя оставить – сопрут. А помнится… И мы даже застали…

 

 

Почти перед самым отбытием нас на автобусе, Андрей вспомнил (Хвала Интернету) про смотровую площадку, к которой вела высоченная деревянная лестница. Начиналась она сразу за гостиницей. Столько раз бывая в Варзуге, убей ее не видела. Жутко не хотелось в такую жару на такую высоту, но…  как-то без усилий, невзначай, Андрюха уговорил меня туда подняться.

И Слава Богу – такой мы Варзугу еще не видели. С высоты она была прекрасна! Слева направо, сливаясь рукавами в одну ленту, синим мазком текла река. Разноцветные домики раскинулись по обеим ее берегам. Лодочки сновали туда-сюда по своим делам, соединяя оба берега – вроде как подвижный такой мостик. А дальше, оттеняя этот ситцевый платочный узор, черно-зеленой пеленой уходили за горизонт леса. Лишь поклонный крест на другом берегу, на самой высокой точке окрестностей Варзуги чуть светился серебром. И небо – впервые за поездку – ослепительно голубое с кудряшками облаков.

Сразу перед нами, как на ладони – золото храмового комплекса. Остановка с где-то там нашими рюкзаками; и крошечный совсем автобус. Живая лубочная картинка.

 

 

 

 

Спустившись, наконец, к вещам, почти сразу же загрузились. Все оказалось намного проще, и по деревенскому тепло – водила болтал с местными, местные друг с другом, никто никуда не торопился, без суеты, без нервов и спешки. Кто-то приходил, кто-то уходил. Кого-то ждали, и не дождались. Размеренная сельская жизнь. Какая-то приятная необязательность. Вроде «да все уедем…»

И, тем не менее, отправились мы почти в срок, в такой вот, уже почти домашней атмосфере. Было очень жарко, и по командам шофера кто-нибудь открывал или закрывал окна в определенных местах, чтобы в салон не затягивало пыль.

Ехали долго, прыгая на всех ухабах. Наши места в самом хвосте ПАЗика делали ощущения полными, а поездку незабываемой. Народ веселился. Парочка испанцев – путешественников средних лет, неплохо говорящих по нашенскому, очень разнообразила маршрут. Удивительно интересные и душевные люди.

Еще в Варзуге они очень привлекали внимание какой-то бесшабашностью, невписываемостью в стандарт. Мозг краем извилины подумал тогда – то ли глухонемые, то ли чокнутые. Подумал, пожал внутренне плечами и больше не акцентировался. Так, наверное, и я бы смотрелась в чужой стране – ненормально.

Резкие в движениях, быстрые, харизматичные, с несходящей улыбкой на лице, с каким-то восторженным и по-детски наивным выражением… Потом у всех они вызывали умиление и желание помочь. Благодаря им автобус останавливался у каждого столба, периодически кто-то что-то им объяснял и показывал, махая руками, они бегали туда смотреть и фотографировать. И благодарная улыбка и интерес ко всему происходящему не сходили с их лиц. Как оказалось, путешествуют по России они уже не первый раз, учат русский язык, уже много, где побывали. В этот раз – на Териберке, и вот здесь, в Варзуге. Налегке, с легкой сумочкой через плечо, на ходу жуя бутерброды… Они настолько были открыты жизни, общению, чему-то новому, ну как дети… Куда это все девается у нас? Я тоже хочу вернуть эти детские ощущения познавания мира.

В Умбу мы приплюхали в 18 с чем-то, и именно к ДК, отчеты предшественников не соврали. Испанцы тут же убежали смотреть на залив, водитель обещал вернуться за ними через час и покатать по поселку.

А мы бросили свои якоря (рюкзаки и  шмотки) у лавочки – до следующего автобуса, что отвезет нас в Кандалакшу, еще куча времени. Кофе, пирожки, и уже обязательное для меня кормление голодных умбских голубей. Аппетит и мне и голубям подпортила противная тетка, подначивающая своего не менее противного внучка пинать этих самых птах. А они глупые, ручные – так и подставляются. Ну не любишь – пройди мимо, внучек-то с возрастом с голубей на двуногих переключится, не дай Господь.

 

 

Билеты до Кандалакши должны были продаваться в ДК, но будка оказалась закрыта, а кассира не было. Вахтерша, поначалу злючая и подозрительная, со временем подобрела и даже пускала в туалет. А потом, узнав про наше путешествие, с гордостью рассказывала про Н. И. Фришмана и его музей аметиста, который мы, к стыду своему, за столько лет так и не удосужились посетить.

В 19-30 на площадь перед ДК прикатил наш новенький и большой автобус. Водитель был настолько любезен, что разрешил закидать туда тучу наших вещей, и мы наконец-то немного прогулялись. Все-таки, везет нам на хороших людей. Билеты мы брали тоже у него – кассир так и не появился. И доплату за багаж с нас не спросили. А где-то в середине пути, минут на пятнадцать, мы останавливались проветриться. Приехав в Кандалакшу, этот хороший человек почти всех пассажиров развез по нужным им местам и гостиницам. Вот и испанцы вышли. И мы. Было уже темно, прохладно и устало.  И неприветливо – ночная привокзальная жизнь – тот еще кордебалет. Почти 23-00. Время, когда даже снующие тут и там работники полиции вызывали у меня подозрение. Ох и не люблю я Кандалакшу в темное время суток!

В здании вокзала – как днем – толчея и груды рюкзаков. Все сгрудились в крошечном зальчике у касс – ночной город никого не прельщает. Удивительно, но и тут встречаю туристов из Нижнего – коммерческая группа, под Умбой горбушу ловили. Везде наши…

Наш поезд отходит в 0-24. Я успеваю слетать в единственный поблизости работающий магазин в поисках чего-то вкусненького. Наверное, у меня шило в заднице – не способна я тупо сидеть на рюкзаках и их караулить.

 

                             1 августа. Первый день последнего месяца лета.

 

Ехать нам всего 3 часа. И едем мы в Оленегорск.

За это время я успеваю поесть и подремать на свободном чужом месте. А бедный Андрюха стоически сидел, терпел и караулил, чтобы нам не укатить в Мурманск ненароком – стоянка в Оленегорске очень короткая. Из-за чего мы и тут умудрились поссориться – взяв свой рюкзак, он вытащил его на платформу. И ждал меня, чтобы вернуться и вытащить мой – без помощи я его и нацепить на себя не могу. А я, как самая умная женщина, ждала его в вагоне. И не дождавшись, пыталась выпереть все сама. И вместо того, чтобы объяснить мне мою «не умность», он позволил наслаждаться мне обидой и дальше. От чего моя скверная невыспавшаяся личность стала еще отвратительней. Прости меня, Андрюха! Я только сейчас поняла всю нелепость моих обидок.

Да еще таксист… Ох уж эти таксисты…

Звали его Абдул. С одной «л». Прилепился он почти уже на платформе, пока мы ссорились. Потом скромно стоял в сторонке, когда мы продолжали ссориться в неухоженных зарослях позади вокзала. Периодически возникал из ниоткуда, когда мы перебазировались греться к билетным кассам – август, а погода какая-то ноябрястая. Он не был очень уж настойчив, но никуда не девался и постоянно напоминал о себе, чем безмерно меня бесил. Меня давила жаба, и я хотела ехать в Ревду на автобусе за копейки. Но автобуса ждать еще несколько часов, а мы устали и промерзли этим чудесным серым летним утром. Абдул предлагал за 1600, и ни рубля не уступал. Носился вокруг, уговаривал, увещевал и стращал. И бесил, бесил, бесил. Поглядывал на Андрея в надежде на понимание и его веское слово в мой адрес. И не понимая, как можно позволять женщине открывать рот, бесил меня еще больше. Андрей мудро помалкивал и со мной не связывался. И через два часа, обзвонив все имеющиеся телефоны такси, оббегав привокзальную территорию в поисках новых объявлений, я, наконец, сдалась. И, с уже отчаявшимся было Абдулом, мы полетели в Ревду.

Раздолбанная с виду иномарка на деле обладала очень неплохими ходовыми качествами. А Абдул (не буду лукавить) – оказался отличным водителем. Но, как и все наши встреченные таксисты, очень уж словоохотливым. Всю дорогу он (как истинный правоверный мусульманин), болтал практически в одно лицо обо всем – о вере (и не только о своей), о мясе ( в том числе о любимой мной свинине), о своей неземной доброте и невероятной работоспособности. А думал, похоже, о том, что вот эту, сидящую сзади хмурую, сонную и отвратительно-противную строптивую женщину он, как истинный горец, повесил бы на первом же суку. Чтобы не оскверняла своим грязным присутствием и неуважительным взглядом его железного коня. А может, я придумываю. Но отдохнуть он нам не дал совсем.

Зато, направляя его болтовню наводящими вопросами в интересное для нас русло, мы услышали много познавательного. Жаль, все оно тут же и вышиблось у меня из головы этим, как я уже упоминала, радостным дождливым северным утром. А уж как обрадовался спросонья Амбер, получив в 5-30 смс, что мы в Ревде, приехали, и нас надо забирать. Виду, правда, не подал. А ведь помнится, даже мечтал как-то, что не в пять же часов утра мы нагрянем… Прости, Миша. Было очень холодно, от этого я эгоистически уложила совесть спать, и даже не заметила. Что-то мой отчет превращается в принесение извинений всем, с кем удалось свидеться. И как меня до сих пор терпят? Нас ждали. Не в такую рань, конечно, но ждали. А это было приятно.

Несколько сонный Амбер забрал совсем сонных, продрогших и скисших нас в мастерскую Виктора Григорьевича, где они базировались. И где нас встретил еще более сонный, лохматый, но веселый Михалыч, уже варганящий для нас завтрак – макароны-бантики с какими-то безумно вкусными сардельками. Столько часов в дороге, на холоде, на нервах, на перекладных и на авось… А здесь – тепло, еда и уют. И знакомые дружеские лица. И теплые улыбки. И радость от встречи. И хочется говорить и говорить о чем-то, но все мысли из головы в момент повылетали. Совсем не спавшего в эти сутки Андрея вид настоящего жилья и кровати тут же сморили, и он без задних ног бессовестно удрыхся.

А я так счастлива, так приятно было видеть всех – не где-то на выставке, в смокингах и при галстуках, а вот так, почти в полях, в неформальной обстановке. Когда рюкзаки в проходе. Когда пол завален камнями. Когда разговоры только об одном – где были, что видели, и где бы еще побывать. А вообще, я просто безумно рада видеть их всех. И так мало у нас времени на поговорить.

Андрюху разбудили в районе одиннадцати, и мы всей компанией завалились в гости к Виктору Григорьевичу, где нас познакомили  еще с одним коллекционером. И что удивительно, опять же с моим земляком. Третий раз за поездку, в таких далях, встречаю нижегородцев.

В.Г. показывает нам свою коллекцию, вероятно, лучшую и наиболее полную коллекцию минералов Кольского полуострова, и в частности Ловозерских тундр. Редчайшие и уникальнейшие образцы, от качества и сохранности которых у меня дух захватывает. Что-то из этого я уже видела, а для Андрея данное действо было впервые, и он немного прифигел. Все о чем-то учено беседуют, произносят слова на тарабарском языке, я, как обычно, туплю. Все стандартно.

Уходим от гостеприимного хозяина с подарками, усталые и довольные. И уже ближе к вечеру возвращаемся в мастерскую, где Михалыч снова нас кормит – на сей раз ужином. Он как-то быстро соорудил жареную картошечку, и эти сардельки размером с полтарелки… Бесподобно! Я и дома-то не способна сделать столь быстро столь вкусно.

И признаюсь… Я сожрала почти все персики и виноград, лежащие на столе. Всё жру, понимаю, что надо остановиться, что какие-то приличия существуют, в конце-то концов… И не могу. Оголодала в тундре без фруктов…По-моему, я уничтожила у ребят за один день недельный запас продуктов.  Мне честно было стыдновато. Одиннадцать дней автономки укачали мою совесть.

А уж как выпить в этом тесном кругу хотелось – мочи нет. Ну, мы и выпили. Немножко. И так душевно посидели и поговорили, что я забыла, зачем мы здесь. Так бы и осталась. Но…

Расслабляться еще рано, ночевать-то мы планировали на Умбозерской. А дело – есть дело! А - делу время, потехе час. Но так лень было, так не хотелось опять на улицу…

Только благодаря непьющему почему-то Амберу, мы успели и в магазин за продуктами, и на родник за водичкой. И с комфортом доехали на амберовом внедорожнике до проходной Умбозерского рудника. Без трезвого Мишиного участия мы, такие все эйфорично-счастливо-усталые, вполне могли бы оказаться снова в тундре совсем без пропитания. Как-то от расслабленности соображалка перестала работать. Да и не хотелось, думать-то…

Михалыч, взвалив на себя мой, вдруг ставший странно-бесформенным рюкзак, проводил нас через территорию бывшего рудника до отвалов шомиокитового тела – обосноваться решили внизу, в тундре. Самостоятельно мы б ни в жизнь этот отвал не нашли, без привязок, координат и навигаторов.

И только удостоверившись, что мы устроимся нормально, Михалыч потопал (полез) обратно наверх, на отвал, на дорогу. Так жалко было его отпускать… Не наобщалась я.

Но… Все хорошее имеет свойство очень быстро заканчиваться. Чтобы уступить место другому чему-то хорошему. Как Михалычу пришло время уходить, так и нам настала пора ставиться – небо пугало тучами.

Наскоро перекусив, вроде даже не грея чай, мы бухнулись спать.

 

 

 

 

                                             2 августа. Умбозерский рудник.

 

И продрыхли, не просыпаясь, 14 часов – в кои-то веки с утра ничего на палатку не светило, не грело, спать не мешало. Первая для нас ночь после Терского.

Вылезли, когда уже минуло два пополудни – пасмурно, хмуро, невесело. Погода кардинально испортилась, только мошкары еще больше.

Наскоро позавтракав остатками колбасы, чтоб совсем уж не терять этот день, идем в начало отвалов, к зданиям, искать уссингит. Я каждый приезд туда его ищу. Да не просто так уссингит, а со Шкатулки. Раньше даже активней искала, потому как сказали, что хрен я его там найду. Но в один из приездов мы его таки нашли, меня чуть отпустило, и жить сразу стало веселее.

Но в этот раз никакого уссингита не было и в помине. Ни больших кусочков, ни маленьких, ни даже крошек не попадалось.

И без того хмурое настроение в этот пасмурный день стало еще мрачнее.

От нечего делать, перемещаемся к месту, где когда-то наковыряли канкрисилита. Похоже, с тех пор его стало еще больше – металлоломщики выдрали какую-то трубу прямо по центру отвальной горки, вывернув ее наизнанку, и выбросив внутренности на поверхность. Теперь вместо горы – траншея. Зато с образцами проблем нет.

Но все равно – грустно, обидно – уссингита-то нет…

Нет уссингита – нет настроения.

А при встрече Михалыч придарил мне такую булю уссингитовую, ну прям с кобылячью голову. Привираю, конечно, но совсем чуть-чуть. Я таких больших кусков и не видела. Запнулся он за нее. Он вообще периодически об уссингит спотыкается. Как идет через Умбозерскую, так и спотыкается. Каждый раз. Я даже место знаю, где надо спотыкаться. Но мне это знание ну никак не помогает.

В начале десятого (аж) вернулись в лагерь. Что-то после терского ноги совсем не переставляются. Так устала, что даже с Андрюхой за водой не пошла. Сфилонила.

Около рудника течет ручей Аллуайв, но лезть в гору выше строений не захотелось. Решили набирать воду, пройдя чуть дальше отвалов Шомиокитового. В этом году такая погода, что снежники не растаяли, и уже не растают. И маленький безымянный ручеек, текущий там с горы, не пересох, как бывает обычно. В дальнейшем эту воду и пили – на вкус, как сосулька.

Ужинали БП-шками. Обязательный чай и баиньки.

 

 

                                               3 августа. Все там же.

 

Опять проспали, на сей раз до 12-00. Над Хибинами тучи, все так же мрачно и пасмурно. Как вчера, только хужее.

Ветер сменился, и теперь гонит эти тучи на нас. Пока нет дождя, экстренно кипятим чай и завтракаем. А когда начинает капать, забираемся в палатку. Поразбирать вещи, что-то записать, поваляться. Все лениво и тягомотно, жутко хочется спать. Над горами гремит и сверкает.

 

 

 

Спустя какое-то время Андрюха выгоняет меня из дома (что-то вертится в голове про хорошего хозяина и собаку), чтобы я не ныла ему в ухо. И я, нацепив плащ, уныло лазаю по отвалу Шомиокитового. Ничего особо и не нашла, только вымокла. В этот день никуда больше не ходили. И ночь прошла отвратно – не спалось, ломило каждую косточку и суставчик, каждая клеточка тела молила о снисхождении и пощаде, а настроение исправляться и не думало.

 

 

                                               4 августа.

 

Вечный дождь, мерзопакостно и очень сыро.И раз уж все равно ничего другого не ищется, идем и долбим канкрисилит. Упаковываем его и там же прячем на отвалах. В этот же день к вечеру созваниваемся с Виктором Григорьевичем, и договариваемся о ночевке у него в мастерской. Чего-то даже на отвалы Северного карьера не хочется.

 

 

 

                                               5 августа.

 

Все тот же Шомиокитовый. Мокро. Все время мокро. И ветрено – по-другому здесь и не бывает. Но, Слава Богу, хотя бы сверху пока не течет. Завтракаем шпротами, что таскались с нами на Терский. Остатки колбасы сдуло с нашего каменного булдыгана-стола – мышки съедят. И до обеда складываемся, отбираем и запаковываем образцы. Разглядывая что-то, наколоченное Андреем, обнаруживаю неплохой коробицынит. Странно. Специально же его искала – не попался…

 

 

Какие-то мешки с камнями запихали сразу в рюкзаки, что-то потащим в руках. Да заныканное вчера на отвале еще нужно забрать.

Выбираемся и вытаскиваем все наверх. И уже налегке идем поснимать тот безымянный ручеек, что поил нас водой. Снежник, что не растаял к началу августа. Цветущая мать-и-мачеха. Какие-то насекомоядные растения. Помню, здесь они обычно цвели в июне.

 

 

Время неумолимо стремится к вечеру, и надо выбираться.

Понуро бредем, обвешанные рюкзаками и пакетами. И, конечно же, не я, а Андрей, поддевает носком ботинка сиреневый кусочек уссингита, торочащий прямо из дороги. Я эту дорогу носом уже пропахала, не было там ничего… А они вона как, всё ходють, спотыкаются…

Следующие полчаса (а дали мне всего минут пятнадцать) я ползала на карачках вокруг места находки. А что, Андрюха тоже ползал. Еще мелочушки набрали. Хоть что-то…

 

 

 

Ну и доплелись, наконец, на площадку перед проходной, откуда вызвали такси.

Зря переживали – машинка приехала быстро и не дорого, наши тюки никого не испугали – зрелище для этих мест привычное. Большущий колоритный таксист всю дорогу очень красноречиво, раскрасневшись от возбуждения, размахивая руками, признавался в своей любви к правительству. И колошматил при этом кулаками по рулю. Мы благоразумно помалкивали, кивали и поддакивали. На этой волне патриотизма и добрались до Виктора Григорьевича, который проводил нас в мастерскую – устроиться на ночь, да помочь определить некоторые наши образцы.

Только попрощавшись с ним, мы обнаружили, что есть нам практически нечего, а главное – совсем нет хлеба. И в половине девятого, оббегав почти все магазины Ревды, мы выяснили, что: во-первых – все магазины работают только до девяти вечера; а во-вторых – хлеба к вечеру нигде не остается. Но… Земля полнится не только слухами, но и добрыми людьми, и в последнем возможном месте, на излете надежды, нам чудом удалось приобрести буханку потрясающе свежего Ловозерского хлеба, банку помидорок в собственном соку, свежих томатов на салат и какую-то самодельную аджику из овощного киоска. Мы все еще не могли отъесться, а потому, плюс к купленному, снова трескали картоху с сардельками.

Силушки совсем не было, и мы напросились остаться у В. Г. еще на денек.

 

 

                                                 6 августа. Ревда.

 

Спали мы долго и упорно, учитывая наши обычные полночные посиделки. Но встала я, как всегда, первая. Завтракали яичницей, зажаренной на нашей походной сковородке.

И вышли из дома только часам к четырем – снова требовалось осуществить рейд по магазинам и отыскать хоть какой-то сувенир с видом Ревды. С трудом удалось найти магнитики с видом Карнасурта. Воскресенье, все закрыто. За этими делами и по городу прогулялись. А ближе к вечеру напросились в гости к приютившему нас хозяину – с последнего посещения снова набралась кучка непоняток. Так и просидели у Виктора Григорьевича до вечера, разглядывая и определяя образцы. И опять же ушли не с пустыми руками – без подарков никто из нас не остался.

Не заходя домой, добрели до родника – большинство жителей Ревды воду из-под крана для питья не используют.

 

 

Ужин случился совсем уж поздно – снова картоха, на сей раз с курицей – и сейчас поедим, и в дорогу прихватим. Доели все остатки, что можно доесть. По-быстрому запаковали наши находки в коробки, позаимствовав у Михалыча с Амбером с трудом добытую ими тару и газеты.

Пишу им извиняльную записку – они снова ушли в горы, мы уже не увидимся.

Почему-то стало грустно. Нам, уже несколько отдохнувшим, совершенно перехотелось уезжать. И на Северный карьер я уже готова прогуляться, и на Карнасурт так и не сходили… Но… Решено уже все…

Легли опять после двух, вставать в шесть утра. Снилось мне, как мы с Михалычем тырим на поле колхозную картошку.

 

                                                7 августа. Отъезд.

В 6-00 звонит будильник. Звонит долго, нудно и отвратно.

Второй в 6-20 я даже не слышала.

Вскочили в 6-40 – естественно, проспали.

Какое-то время заняло укладывание рюкзаков, завтрак бутербродами, вынос мусора. Собрались только к 9-00, заскочили к Виктору Григорьевичу – попрощаться и вернуть ключи. И вот уже крошечная Дэу Матиз с тетенькой за рулем везет нас в сторону Оленегорска. В багажник поместился только один рюкзак, второй, вместе с Андрюхой, с трудом запихнули на заднее сиденье. Оставшееся свободное место (у меня в ногах) завалили какими-то пакетами и коробками с камнями.

С утра дождило – серо, пасмурно, хмуро. Скорость 60 км в час, по прямой, правда, разгонялись аж до 90 км. Женщина-таксист оказалась на удивление неразговорчивой, спокойной (вспомнились добрым словом все предыдущие наши водилы), и довольно быстро и беспроблемно доставила наши сонные тела до ж/д станции. Что будем делать дальше, мы на тот момент даже еще и решать не начинали. Вроде закончилась наша поездка, пора домой. Но как только понимаешь, что это всё, что впереди только дорога обратно – хочется отсрочить, оттянуть, придумать еще что-то.

Ну и решили – как карта ляжет. Будут нормальные билеты до Питера – так тому и быть, возвращаемся домой. (Нормальные – это не в разных вагонах верхние боковые полки у туалета). Не будет – едем в Петрозаводск.

До Питера билетов не было, судьба все решила за нас. Зато до города имени Петра совершенно случайно нашлось два билета на хорошие места в плацкартном вагоне. Не иначе, кто-то отказался, потому как больше ни одного свободного места не обнаружилось.

Наш поезд Мурманск – Новороссийск только в 16-40. Еще уйма времени. На вокзале промозгло и сыро, зарядил мелкий противный, какой-то нескончаемый осенний дождь. Оставив Андрея сторожить груз, пешком, через пути и промзону, сходила в город, в первый же попавшийся магазин. Единственное на привокзальной площади кафе оказалось закрыто, а забегаловка в здании вокзала доверия не внушала. Но вернувшись, случайно, недалеко от станции, я нашла отличную столовую для железнодорожников. Там такие плюшки с маком пекут! В ней и провели время до отъезда.

Прибытие поезда объявили, когда он уже причаливал к платформе. А наш вагон – пятнадцатый, в самом конце. И бегать с таким грузом, даже имея желание, не сильно получается. Но запихались.

Все едут куда-то с севера на юг, отдыхать. Веселые, в предвкушении праздника. Мы одни возвращаемся, с отдыха вроде. И печальные из-за этого самого возвращения.

Непривычно шумно, куча визжащих детей.

За окном неприятно – серый, будто на старой фотопленке, пейзаж. Дождь грязными потоками стекает по стеклу. Далекие горы почти не видны за водной пеленой. Уныло, пусто, безрадостно. Будто конец ноября, когда уже и яркие краски осени померкли, а зима еще не пришла. Словно с окончанием нашего путешествия моментально испарилось и лето.

Паршивое настроение не исправлял ни горячий чай, ни добрые воспоминания. Но постепенно что-то внутри согрелось, оттаяло. Люди вокруг оказались милыми и приятными, дети – умничками, только дождь все никак не отступал, и все плакал.

А нам до темноты еще камни требовалось перебрать – на подарки. Мы ж в Петрозаводск едем. А там нас ждет еще одна встреча – там обитает моя хорошая знакомая, удивительно разносторонне развитый, интересный и умный человечек – Саша. Александра Рахманова. В минералогических кругах известная, как Имаго. Буря энергии и работоспособности. Какое-то сочетание несочетаемого. Занимаясь поиском и коллекционированием минералов Карелии, она успевает вести детский геологический кружок, по выходным работает звонарем в храме, ночами пишет какие-то научные статьи для каких-то конференций, а днем работает в Институте геологии, в Музее геологии докембрия, что является подразделением Карельского научного центра РАН. Мы познакомились в 2016 году, когда она любезно согласилась сопровождать нас в поездке в Пиньгубу и Ялгубу. В том же году я побывала и в самом музее, и очень хотелось показать Андрею кое-какие приятности. А там есть, на что посмотреть.

Фото 2016 года.

 

 

Мы настолько увлеклись разглядыванием образцов, а вездесущие дети приняли в этом такое живое участие, что, когда в вагоне погас свет, мамочки светили нам фонариками и телефонами.

Я уже уснула, а Андрей все сидел и отрешенно, невидяще смотрел в темное окно.

 

                                    ЧАСТЬ 3. ПЕТРОЗАВОДСК, МУЗЕЙ И САША.

                                                             8 августа.

9-30 утра. Соседи еще спят. Выгружаемся на платформу. Мы прибыли в Петрозаводск. Дождик приехал с нами, и сейчас снова нас поливает.

А мы все никак не можем решить, что делать и с чего начинать. Хочется спать, еще мягеньких булок, и избавиться, наконец, от груза. Когда уезжали из Оленегорска, я напрягла старшую, и она всю дорогу пересылала мне телефоны такси и адреса гостиниц. К этой части нашего путешествия мы совершенно не подготовились, ввиду его слабой возможной реализации.

И начался нудный, планомерный, но обычный в такой ситуации прозвон всех раздобытых телефонных номеров.

В процессе выяснилось, что Александра накануне позабыла свой телефон на работе, пришла домой и там жутко переживала без связи – мы должны были созвониться. Потом каким-то непостижимым образом нашла мою старшую в ВК, и через нее пыталась сообщить мне об отсутствии у нее телефона. И уже та начала мне названивать. А я, в свою очередь, пытаясь дозвониться до Саши, звонки дочери сбрасывала.

Но, в конце концов, все закончилось благополучно – все мы нашлись (а Саша на работе заполучила обратно свой телефон), гостиницу забронировали, вызвонили такси, с трудом отыскав его на привокзальной площади, загрузились и поехали оформляться.

Время 12:00, заезд только в 14:00. Подписываем бумажки, оплачиваем, и снова такси – теперь до Сашиного дома, оставить там рюкзаки. Да, это не на любимой машинке раскатывать, тут все свое с собой таскать приходится, а оно (свое-то) только прибывает с каждым посещенным местом.

Встретил нас старенький Сашин собакен спаниэльской наружности  - лаем из-за двери еще в подъезде. Фенечка. И Сашина мама – очаровательная, милейшая, светлая женщина, настолько гостеприимная, настолько тактичная и добрая, что… неудобно стало. Приперлись, не пойми кто, не пойми, откуда. Грязные и вонючие. Заняли половину уютной комнатки своими огромными рюкзаками и коробками. И как-то нас было так много, громоздко и шумно, а она такая миниатюрная и тихая…

Быстренько закидав какие-то шмотки в пакет, мы позорно сбежали. И поехали, наконец, искать музей. На этот раз на общественном транспорте.

Андрюхе требовалась пища для души – прогуляться по продуваемой всеми сквозняками набережной. Помедитировать на Онегу, глядя, как ветер гонит стылые барашки по озеру и свинцовые тучи по небу. Чего-то там повспоминать. Я же хотела пищи для тела – вкусно-пахнущей, горячей и осязаемой. С трудом ему удалось уговорить меня спуститься вниз по какой-то бесконечной лестнице и там мерзнуть на скамеечке. Потом пробежались по набережной, вылезли обратно и забежали в кафе обедать. Слопали по бизнес-ланчу, довольно неплохому (щи, бульон, два салата, макароны с курицей и фаршированные перцы – на двоих). Взяли еще по пирогу – в отличие от обеда десерт оказался совершенно не съедобен, его потом отдали Фенечке, ему было вкусно.

И там, в меню, я увидела «Смузи». И эта смузи смутила мой мозг на несколько часов вперед – я постоянно о ней (она он или оно или…) думала, представляя, какое блаженство поедать нечто с таким именем. Вот так, мечтая об этом непотребстве, мы подошли к зданию Академии наук.

Звоним Саше, а она и говорит – поднимайтесь ко мне на пятый этаж. А там пятый – как десятый. Поднимаемся. Куча дверей, таблички… Какой-то отдел, связанный с лесом. И выставка различных деревяшек с красивыми рисунками на срезах – от карельской березы до капа и сувели. Андрюха даже посмотреть толком не дал – опаздываем, талдычит, нас ждут, неудобно и т.д.

Оказалось, мы не на тот пятый пришли, наш пятый в другом корпусе. Бежим на первый, переход, снова на пятый.  (Потом мне еще в туалет захотелось, а он на третьем. Но не на том третьем, где мы, а на том, куда мы первый раз поднимались.)))

Академия наук, ёшкин трилобит!!! (супер мем, стырила у Саши).

В общем, когда мы наконец добрались до финиша, Саша, уже отчаявшись нас дождаться, пила с коллегами чай. И мы отправились в самостоятельную экскурсию. Кстати, экспозиции музея тоже находятся на разных этажах – на первом и на пятом.

Нас в первую очередь интересовала местная минералогия, и этот музей, как никакой другой, сполна удовлетворял нашим желаниям. Чего стоят только огромный берилл с Хетоламбины, бариты с Южного Оленьего острова, кусок Кондопожской меди больше полуметра…

 

 

 

 

 

 

 

Не удержавшись, выклянчила из обменника баритовую булю с Ю.Оленьего о-ва, килограмма на два. Мы ее потом в Питере покололи на несколько хорошеньких образчиков. Мало ведь у нас груза…

Еще раз не удержалась, да и не пыталась, и прикупила образчик аметиста с густыми пучками гетита. Волк-островский. Меня ждал. Нам даже позволили воспользоваться бинокуляром, а под занавес придарили мне тесемочку для лупы, которую (лупу) я то и дело норовила посеять. В общем, время прошло быстро, весело и с пользой. И только после закрытия музея мы все вместе вывалились на улицу.

Мечта о смузи меня не отпускала. Зайдя в сувенирную лавку и потратив на подарки почти последние деньги, я уговорила собу… спутников идти пробовать мою мечту. В голове рисовалось нечто коктейльно-ванильное с клубничкой, сладкое, густое и нежное. Но выбор был невелик, и мы с Сашей заказали что-то кофейное мне, и смородино-банановое ей. Андрей рисковать не стал, и взял проверенное пиво. Как же я ему потом завидовала…

Ну допустим, кофейный еще можно было хоть как-то пить – по вкусу это был ледяной, не сладкий и не совсем хороший кофе. А вот смородиновый… Я-то думала про банан, а там... Это было нечто кислющее, холоднющее, из замороженных ягод, бананчиком там и не пахло. Челюсти сводило, желудок скрючивало… И через трубочку… В общем, впечатления на всю жизнь. Сашка мучилась, но мужественно пила. Андрюха втайне опять подхихикивал в бороду. Ну, что поделать. Кто не рискует, тот не пьет… смузи. Но было весело.

Чтобы сгладить постдегустационные ощущения, по дороге к Сашиному дому взяли тортик с вишенками в пекарне Беккер. (Рекомендую. И торт, и пекарню – их целая сеть в Петрозаводске).

Дома нас всех уже ждали. Сашина мама, Фенечка и шикарный ужин – пюрешка с котлетками. Объелись, само собой. А так и хочется сказать – обожрались. Но приличия, приличия не позволяют…

В гостиницу мы вернулись только к десяти вечера, безумно уставшие. А там – и душ, и телек, и мягкие кроватки. Кулер на этаже. И никто не беспокоит. Даже Матрицу вторую успели посмотреть.

 

                                               9 августа. Агаты Пиньгубы.

 

С утра проспали, как и было предначертано. Встали только после девяти. Завтрак. Чай. Быстрые сборы. Уходить совершенно не хочется, уютно. В кровати хочется валяться.

Но… У нас крайний день. И отработать его надо по полной.

Вызываем такси и едем в Пиньгубу. Зачем меня туда понесло? Что не дает мне спать по ночам? Да просто агаты карельские давно тревожат мой покой. Когда-то вычитав сначала про агаты Салми, что около Питкяранты, а потом про остров Суйсарь и иже с ним, что как раз здесь, под Петрозаводском, я начала про них мечтать и мечтала все эти годы.

Сон как-то даже приснился. Будто собираю я агаты, ползая на четвереньках по какой-то горочке, много их, и емкости-то у меня нет никакой, а жаба-то насела – все гребу, гребу… И всматриваюсь в рисунки… Восхитительно-кошмарный сон. Потому как черно-белый. Вот засада-то… Первый, и единственный в моей жизни не цветной сон.

С этой агатовой темы как раз и началось наше с Сашей знакомство. В 2016 году, как я уже упоминала, в Пиньгубе мы и встречались. Эти агаты, как и в Суйсари, приурочены к суйсарскому вулканическому комплексу. Агатовые (а больше халцедоновые) образования попадаются в коренных выходах пород, заполняя межшаровые пространства подушечных лав. Сильно трещиноватые. Окраска посредственная – буро-красные тона в зеленой хлоритовой окантовке. Иногда с пустотами, выстланными натечным халцедоном, или с кристалликами кварца и кальцита. Часто с отрицательными псевдоморфозами того же кальцита. Но из-за трещин, грязного налета оксида железа, не выраженной полосатости – декоративность их сомнительна. Да ведь и фиг найдешь!

И пусть все так. И в трещинах, и не цветные, и не найти – но зато они самые настоящие, из настоящих же базальтов. Единственные найденные мной лично агаты. А уж какое удовольствие их искать…

Оказалось, что сапоги брали зря – они все равно не позволяли зайти в воду достаточно глубоко. Но с погодкой повезло – радостно и тепло светило солнышко. Намочив и закатанные штаны и рукава рубахи, я понемногу разделась, и стало значительно свободнее. Не додумалась только сланцы обуть (а ведь валялись в рюкзаке), и истоптала по скользким этим подушечным лавам все ноги. Андрюха, греясь на берегу, играл роль «подай – принеси» - собирал и кучковал выброшенное мной из воды, перетаскивал вещи, приносил попить и всячески меня развлекал. А главное – контролировал время. Потому как я, попав на месторождение хоть чего-то, теряю всякую связь с реальностью – нападает каменная лихорадка, и весь остальной мир перестает существовать.

Натаскали мы из воды довольно много, но после просушки там же и оставили – мокрое-то все красиво, а высохнет – булыжник булыжником, все серое и невзрачное. Да и… «с каждым месторождением вес рюкзака только увеличивается…», а хлама дома и без этого хватает.

 

 

 

 

17:00

Но я шлепала по воде до самого время «ч». Потому как «еще чуть-чуть», и «еще чуток», и на перекус уже времени почти не осталось. Наскоро завернув в газету хоть чего-то, выбираемся до остановки – такси быстро в эту глухомань не приедет. Там уже полно народу – почему-то нет рейсового автобуса. Как же нам завидовали, когда мы загрузились в поданное такси и у всех на глазах укатили вдаль.

До следующей встречи, Пиньгуба. Надеюсь, до следующей…

Я всю дорогу дремала – добирались довольно долго, даже в Петрозаводске бывают пробки. Потом, не заходя к Саше, пробежались по магазинам – с голодухи понакупила два мешка еды в дорогу. Представляя, как сяду в поезд, и буду есть, есть… всю дорогу (Не случилось. Не полезло ничего).

20:00

У Саши нас опять ждал чудесный ужин (ей Богу, мы не заслужили!) – жареная курочка с какой-то невероятно-вкусной запеченной картошкой. И остатки торта с чаем. Думаю, не стоит говорить, что снова объелись. И так понятно.

По-быстрому, и с трудом упихиваем рюкзаки – ничего не лезет. Между делом показываем найденные сокровища. Время уже совсем поджимает.

Саша с Фенечкой провожают нас до такси.

Когда добрались до вокзала, поезд уже стоял. Вещи пришлось перетаскивать в два приема. Снова заморосил мелкий докучливый дождь. И уже не касаясь нас, продолжалась грустная, равнодушная, вокзальная жизнь.

23:00

Всё. Поездка наша закончена. И писать сил уже нет.

10 августа мы вернулись в Питер.

 

                    ВСЯКОЕ РАЗНОЕ И НЕМНОГО ПОЛЕЗНОЙ ИНФОРМАЦИИ.

  1. За три недели нашего путешествия (пешего) я поездила аж на пяти поездах и нескольких легковушках. Покоряли пески на импортном внедорожнике и УАЗе, а терский берег на ЗИЛе. На моторке переплывали Варзугу. И все тоже делали ножками. За время пути сносились: сапоги резиновые – 1 пара, берцы – 1 пара, сланцы – 1 пара. Сильно погнулись, и чуть не сломались дуги палатки.
  2. Одиннадцать дней автономки на Терском берегу. Легко прожили бы и дольше – осталась куча продуктов.
  3. Автобус от Кандалакши до Варзуги реально ходит. И не битком набитый. Можно верить расписанию. Билет Кандалакша – Умба на лето 2017 года стоил 419 рублей, Умба – Варзуга – 495 руб. плюс 50 руб. багаж. На человека, естественно.
  4. Такси из Кандалакши до Варзуги сторговали за 6 тыс. Обратно, говорят, было бы дешевле.
  5. Проживание в Доме Приезжих 800 руб. с человека, но номера только трехместные. Хочешь, чтоб не беспокоили, плати 2400. Народу было мало, и к нам никого не подселили.
  6. От Варзуги до переправы на Устье берут 1500.
  7. Лодочнику – сколько не жалко. Туда мы отдали сотку за двоих, обратно 500 за четверых.
  8. Из Оленегорска в Ревду на такси удалось сговориться только за 1600, обратно без проблем доехали за 1300. Есть маршрутки, но, приехав в 5:20, ждать автобуса до 11:00 как-то не вдохновляет. Вокзал в Оленегорске – НЕ в городе. До города надо ехать. Но есть и пешая тропка через пути.
  9. ЕСТЬ нормальная столовая для железнодорожников, совсем недалеко от вокзала.
  10. До Умбозерского рудника таксисты берут 300 руб, обратно нам обошлось вообще в 250 руб. Учитывая, что рюкзаками и мешками с камнями мы набили машину до потолка.
  11. В Петрозаводске такси дешевы, их много, и для передвижения с грузом в незнакомом городе – это лучший вариант. А особенно за город.
  12. В отчете используются стихи «Отзвук эха» и отрывок из «Трепатуды», написанные мной и Андреем в 2015 и 2016 годах соответственно, методом… А вот как этот метод называется, никто не знает. Суть в том, что каждый поочередно пишет свою строку. И о чем получится стих, никогда заранее предугадать не получается. Нечто, отдаленно напоминающее буриме.
  13. Тут меня спрашивают про инструмент. Брали, конечно. Но самый минимум. Кувалдочка на полтора кг вроде, хороший клин. Один. На Терском мы ж не работали, так, пробежались посмотреть. Но таскать туда пришлось – а где оставишь-то? На Умбозерской – понятно, что надо. И побольше, и помощнее. В Пиньгубе за агатами – если поработать, а не только собирать – тоже пригождается. Мы довольно долго перед поездкой обсуждали этот вопрос – брать, не брать. Может, купить потом в Ревде, или занять… Но кому охота свой инструмент да в чужие руки… Я уперлась – без инструмента не поеду. Андрюха сказал – таскать сама будешь. На том и порешили.
  14. Большое человеческое спасибо и огромная моя благодарность за помощь, за дружбу и участие, и за то, что такие замечательные люди случились в моей жизни – Амберу, Михалычу, Виктору Григорьевичу Гришину, Прохожему, Лентяю, Александре Рахмановой и ее маме – Татьяне Александровне, а так же всем тем, кто хоть чем-то облегчил наш путь.                                                                                                        Отдельное мерси Андрею – все эти послепоходные месяцы он стоически выслушивал мои стенания по поводу того, что не пишется, лень и кому это надо-то… Без него ни самого похода, ни рассказа о нем просто бы не было.

И в заключении… Ребята! Все те, кто никогда и никуда. Кто опасается. Кто не в силах. У кого нет денег, времени, здоровья. Этот отчет был посвящен вам. Дерзайте! Стремитесь! Мечтайте! Пробуйте! И все получится. Все сложится. Все срастется. Главное – не бояться сделать хоть шажочек в сторону мечты. И тогда будет, что вспомнить, и о чем рассказать, когда совсем невмоготу. И жизнь не будет зря.

Вот теперь действительно всё!

 А напоследок несколько фото обработанного материала с Терского берега.

 

Шар из шевронного кварца-аметиста.

 

 

Поперечный спил крупного кристалла кварца.

 

Прожилок темного аметиста.

 

Кварцевый прожилок в песчанике. «Шевронный» дымчатый кварц.

 

Все фото можно посмотреть здесь:

https://fotki.yandex.ru/users/p-u-f/album/161077/

 

ЮЛИЯ ПЕРЕПЕЛКИНА, 15 марта 2018 год 20:12


Другие статьи