Гагат. Балаклава

Начать этот краткий очерк я хочу словами академика А. Е. Ферсмана, который для каждого камня, и для гагата в том числе,  нашел точное и образное описание:

«природа скупо дарит нас черными камнями, и лишь немногие из них привлекают наше внимание своим бархатистым или сверкающим блеском… В черном камне тона траура и смерти сочетаются со сверкающим блеском света и жизни».

Крымский гагат хорошо изучен и описан. Около 150-170 миллионов лет назад, когда еще не  было Крымских гор, во влажных и теплых местах шумели хвойные леса Юрского периода. Из древесных остатков этих лесов образовались каменные угли. В результате битумизации древесины вечнозеленых хвойных араукарий и возник гагат.

Кстати, араукарии, но не те древние, а вполне современные, чилийские, и сейчас растут в Крыму. Выглядят они примерно так:

Араукария в парке Партенита

В 2009 году даже вышла книга о крымском гагате, в которой приведена и карта его проявлений в Крыму.

Самый лучший крымский  гагат – бешуйский. Но место это находится на территории заповедника, и доступа туда нет. Балаклавский же гагат часто трещиноватый, очень редко можно найти куски, пригодные для обработки. Но в познавательных целях все же интересно было посмотреть своими глазами на это проявление.

По дороге в Балаклаву я вспоминала рассказ Куприна «Листригоны», поэтический гимн этому городку и его жителям. Например, там есть такие слова:  «Нигде во всей России, — а я порядочно ее изъездил по всем направлениям, — нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве. Выходишь на балкон — и весь поглощаешься мраком и молчанием. Черное небо, черная вода в заливе, черные горы. Вода так густа, так тяжела и так спокойна, что звезды отражаются в ней, не рябясь и не мигая. Тишина не нарушается ни одним звуком человеческого жилья. Изредка, раз в минуту, едва расслышишь, как хлюпнет маленькая волна о камень набережной. И этот одинокий, мелодичный звук еще больше углубляет, еще больше настораживает тишину. Слышишь, как размеренными толчками шумит кровь у тебя в ушах. Скрипнула лодка на своем канате. И опять тихо. Чувствуешь, как ночь и молчание слились в одном черном объятии».

Даже я помню абсолютно безлюдную Балаклаву середины 70-х годов прошлого века, когда автобус останавливался перед шлагбаумом у въезда в городок, и у всех немногочисленных пассажиров проверяли паспорта и пропуска.

И вот мы на набережной.  Сразу попадаем в броуновское движение туристов и отдыхающих.  В воздухе перемешаны ароматы кофе и жареной рыбы, бесконечные рестораны, киоски, лавки, магазины наперебой предлагают свой товар, музыка всех жанров и направлений раздается изо всех дверей и окон, ее перекрикивают зазывалы-экскурсоводы с рупорами, а над всей этой какофонией вибрируют зычные голоса яличников, приглашающих на морские прогулки.

Изумленно взирает бронзовый Куприн, лишний и потерянный на этом празднике жизни, на свою благословенную Балаклаву. Ее больше нет. Сохранилась только память.

Яхты, катера, ялики всех форм и размеров снуют по бухте или стоят в очереди на швартовку. Впору уже устанавливать в бухте светофоры и вводить правила дорожного движения для плавсредств.

Спустя несколько минут мы уже  на утлом суденышке выходим на фарватер и с ветерком и брызгами лихо покидаем великолепную,  воспетую еще Гомером бухту.

И если сам городок изменился до неузнаваемости, то море и скалы даже не заметили этот краткий миг – промелькнувшее со времен Куприна столетие. Обрывы все так же неприступны, вот только развалины Генуэзской крепости одели в леса.

Глинистые обрывы тянутся от Балаклавы на восток до мыса Айя на 28км, и лишь в нескольких местах они отступают немного от кромки воды, образуя неширокие пляжи. Вот эти-то пляжи и притягивают к себе как магнитом всю эту флотилию лодок и катеров с бесчисленными пляжниками.

Но ни ласковое море, ни жаркое солнце не отвлекли нас от благородной цели. И очень скоро мы уже были на проявлении, благо оно расположено невысоко над морем. Застывшая серая глина превратилась в звенящий монолит, как бы покрытый иссине-черной паутиной. При ближайшем рассмотрении оказалось, что черный оттенок придают склону мелкие гагатовые щепки. Найти крупные нетрещиноватые куски в этом месиве было непросто, но небольшой раскоп оказался удачным.

Поездка эта оказалась очень полезной, т.к. в результате один небольшой кусочек балаклавского гагата приглянулся великолепному Мастеру и непревзойденному изобретателю, исследователю космоса и микромира, художнику и ювелиру Алексею Тимофееву. Даже если этот материал окажется непригодным для высокого искусства, одно то, что Алексей взял его на пробу, - уже честь для нас.