Александр Шапкин. И это все о нем.

    ЗНАКОМСТВО

С Шапкиным я познакомился летом 89-го  в прошлом тысячелетии у Гафарыча. Сам Морис Гафарович - это тема отдельная, а  Саша приезжал к нему на лето, оставлял часть вещей и уматывал в поля (леса и горы) за самоцветами. Шибко Саньке наши самоцветы покоя не давали. Как они познакомились -  уже не помню. Как-то придя в гости, узнал, что приезжает некто Шапкин Александр, и что он камнелюб и что надо вас познакомить и что… ну и т.д. На моей памяти два сезона он  у нас провёл и в 91-м приезжал на три дня на выставку, и больше я его не видел, только изредка переписывались и перезванивались. Но эти два сезона слились для меня в одну картину, поделённую на кусочки, я же работал на заводе  и ездил с ним очень редко, в отличие от Гафарыча.  Но несколько моментов помню, только вот детали стёрлись из памяти.

 Сашка оказался довольно высоким, худощавым, поджарым таким, бородатым  мужиком.  Выглядел как бродяга. Цивильный такой бродяга. Немудрено, он же с Ялты в Челябинск на машине приехал. На «Москвиче-407». Монструозное, должно быть, путешествие. И они с Морисом куда-то умотали. Кажись,за  розовыми топазами. Потом я только  слышал о том, какие кристаллы посчастливилось насеять ему. Рассказывал со смехом, как Гафарыч при каждой находке выскакивал из своего шурфа, смотрел добычу -4см, 5см, да на породе - и с остервенением рыл у себя.  Поссорились они. Морис вообще человек дружелюбный и готов одарить тебя, но только дома. В поле конкуренцию переживает очень тяжело. Кристаллы мне свои Шапкин не показал. Сказал, что упаковано всё уже. Я бы, может, и не поверил бы, но Гафарыч подтвердил факт находки крупных образцов.

                                            ПОТАНИНЫ  ГОРЫ

Не узнать уже, кто инициатором поездки был, только она с моим участием состоялась, и отправились мы в Потанины горы с обширной целью заехать на вермикулитовый карьер за солнечником, потом за гиацинтами, ну и ещё за чем-нибудь попутно.  То ли я отпуск догуливал, то ли у меня выходные с отгулами вышли, только  ездили мы никак не меньше трёх-четырёх дней. Поскольку мы с Гафарычем неофициально входили в пул геологического кружка районного дома пионеров, то вооружились некими знаниями в виде привязок на интересующей нас местности.

Начали с карьера. Не помню, почему мы не заехали с главного и единственного въезда. По каким-то буеракам, колдобинам, в объезд этой выработки - что мы там искали - тоже не помню. Но подъехали к карьеру вовсе не с официальной стороны. Встали на дорожке в лесу недалеко от обогатиловки. Там две ямки, в которой пионеры нашли солнечный нефелин. Путеводной звездой служил Гафарыч (не с его ли подачи нас носило чёрт знает где?). Копушки быстро отыскались. А  чего им не отыскаться, если одна посреди дороги, а вторая тут же сбоку. Порывшись немного и не обнаружив крупноблочного материала, мы с Морисом отправились пройтись по карьеру, оставив  Ляксандра  на ямках. Тот сильно увлекся выбиванием маленьких, но ярких пятнышек на кабошонный материал.

Безрезультатно побродив, вернулись.  Саня спросил о находках, узнал что ничего нет, и  ушёл гулять в свою очередь. Через пару часов вернулся и давай орать, типа «сопляки» и «дилетанты», мол, ничего не рубим в колбасных обрезках и т.д. и т.п. Поинтересовались  причиной истерики, и нам гордо предъявляются находки, как-то: половинка кристалла циркона  на пару сантиметров, кусочек пирита и ещё какой-то хлам. Изумление настолько превысило остальные эмоции, что смеху или даже улыбке места тупо не хватило. Да и ладно, зато узнал для себя новое слово - дилетант.

Далее по ходу заехали на Никольскую с двенадцатого километра. Умудрились не промахнуться с поворотом и добрались до места, где должна находиться гиацинтовая копь. Её предстояло ещё найти в этих глухих зарослях вырубов с редко торчащими одиночными соснами. После продолжительного шастанья в зарослях я сдался. А Шапкин нашёл-таки. И объяснял мне потом: мол, видишь две крайних сосны, вот на них и ориентируйся. На копи сидел мужик, мыл гиацинты. Ему требовалось намыть спичечный коробок, тогда он обменяет его на шерловогорский аквамарин. С копи шла тропинка на ручей с промывочной запрудой, и тропинка вдоль ручья подходила к дороге, с которой мы свернули и даже ручеёк этот пересекли. И стоило бродить по кустам, когда такие ориентиры и ни одного в привязке?   Уууу, блин… сусанины доморощенные.

Мытьё гиацинтов было делом забавным. Нужно наскрести мелкочешуйчатого биотита со стенки копи в сито и на ручей. Там, бултыхая это дело в воде, отбирать верхний слой до тех пор, пока останется чуть-чуть породы. Циркон концентрируется в одной точке сита. Но далеко не каждый кристалл гиацинт, поэтому много выбрасывалось. Чтобы намыть коробок,  надо было поусердствовать будь здоров. Но нам много и не нужно было.

Мы поехали дальше по дороге с целью попасть на корундовую копь. Тут привязка не подвела, нашли сразу. Довольно долго мы пробыли  в Потаниных. Сашка хотел отыскать известную копь Свяжина, ему  снились десятисантиметровые ильменорутилы. Заходили на копь Зильберминца, она тоже возле дороги, и Санька, демонстрируя нам с Гафарычем кусочки пегматита с кварцем, упорно доказывал, что это корунд. Было смешно, но возражения не принимались. А не больно и хотелось.

Зачем-то таскались мы по Мочалину логу, он тогда ещё был поросший лесом, не как сейчас. У меня лопнули штаны в интересном месте, и я бродил в каких-то полушерстяных тонких трениках с пузырями на коленках. Хорошо хоть они были, не в трусах же  по лесу рассекать, осень, однако.  Помню, Сашка остался на корундах (где Гафарыч-то был?), а я пошёл по хребтику  в сторону  Кыштыма. Дошёл до последней вершины, какие-то шурфы, зёрна чёрного минерала… Вид с горы был любопытный: вдали, за озером Иртяш, белоснежные многоэтажки запретки, а правее грязное пятно Кыштыма с телевышкой.

Последний день пребывания в логу шёл дождь. Противный, мелкий, моросящий и холодный. Продукты закончились, остались какие-то сухари в мелкую труху. Надо бы выбираться, но Шапкин ни в какую не хотел уезжать, не порывшись в эфелях. Поставил себе задачу найти гидрогроссуляр, и носился от склона отвала россыпи к Борзовке, промывая россыпь по новой. А меня охватил грех уныния, в дождь совершенно не работалось, хотелось  есть, в тепло и вообще. Выручил Гафарыч. Недолго покиснув вместе со мной, он вылез, собрал кучу дров и запалил. Получился огромный костёр, который мы поддерживали, пока не высохли до хруста. Сашка  всё так же челночил, поглядывая на нас, но участия в общем деле не принимал, строго следуя своей цели. Сварили какую-то похлёбку сухарную из остатков вообще всего, что было. Тут, к обеду, он и выполз из ручья, объявив, что гидрогроссуляр ему попался. После такого заявления не грех было и присоединиться, благо дождь прекратился. Мы дружно стали промывать отвал. Попало мне четыре кусочка ядовито-синего корунда (не сохранились, к сожалению), кучка чёрных галечек и какой-то коричневый окатанный ромбоэдр, который я из любопытства тут же на месте четвертовал и про который спустя много лет выяснилось, что это бастнезит.

Но промывка отвальной грязи быстро наскучила и я пошёл прогуляться дальше по дороге за речку. Пока шёл, всё сильнее слышны были звуки проезжающих машин и, вернувшись, предложил поехать по этой дороге. Так мы благополучно выехали на седьмой километр. Проезжая через Кыштым, решили затариться продовольствием, ибо путь лежал на Миасс. Намечалась встреча с москвичами, которые копали корунд в районе деревни Селянкино.  Заходим с Морисом в магазин. Видок у меня тот ещё: на ногах пузырястые треники, штормовка, небритая рожа и дурацкое кепи на голове. Ну чисто бомж. Разве только их  официально ещё не было. Морис молчал и улыбался, продавщица тоже, а я с умным видом заказывал и расплачивался.

В Миассе мы нашли нужный нам адрес и вскоре гуртом, уместившись в две машины, двинулись в обратную сторону. Нам же за Селянкино, на 298-ю копь.

Оставив машины внизу, поднялись на гору. Проводниками были двое москвичей, мужчина и женщина. Женщину звали Людмилой, оба они занимались ювелиркой. Я как-то спросил её, нафига ей эти корунды, на что она ответила: «А кабошоны. Я очень люблю кабошоны». С ними был брат Людмилы, Володя Копырин. Придя на копь, народ тут же рассосался по ямке, присев на облюбованные прежде места, а мы стали каждый приискивать себе местоприседание вокруг. Я облюбовал кустик на борту, снял дёрн и у меня загорелись глаза. В пегматите торчал немаленький, как мне показалось, зонально окрашенный кристалл с  тёмно-серой серединой и голубой периферией. Не с моим инструментом было бодаться с породой, но и признать поражение я не сумел. (Где-то этот обломок я ещё совсем недавно видел. В каком-то ящике.) Потом я ещё поколотил немного и стал обладателем пары почти чёрных с намёком на синеву кристаллов, и один маленький, сантиметровый, светился  на солнце синими искорками.

Чем промышляли остальные оба-два -  не видел, но помню, что перед нашим отъездом Людмила подарила Морису образец. Приятный такой сросток нескольких пешек корундовых, но Морис его как-то не ценил и в конце концов сменял на что-то, хоть я его и отговаривал. Морис вообще имел несколько иную шкалу ценностей в плане коллекционирования. Сашка недоумевал и сильно  ругался, когда по приезде выяснил, что отправленный посылкой Гафарычу в числе прочих уэльсит был просто передарен безымянному пионеру.  Его это шокировало, по-другому и не скажешь. Как так, такая редкость, это же Санька отыскал в Крыму уэльсит  (я даже читал где-то об этом) и был невероятно горд этим, в чём я его очень хорошо понимаю. Вообще Шапкин позиционировал себя как любитель редкостей, например, прожужжал мне все уши о сильном желании найти бабингтонит  в Трудолюбовке. Слово «Первомайский» не фигурировало вообще. Но тут у нас занимался он почти исключительно самоцветами и поделочными минералами. Я подарил ему кристалл бастнезита с 35-й жилы, представив его как брукит,  и ещё щёточку мелких брукитов оттуда же в качестве ферсмита, такие вот были у меня тогда представления. Но мы ни разу не съездили в Вишнёвогорск. То он на Светлом, то на Жуковке, то они на Каменную ломь… На Тайгинке в одиночку выбил 12 кубов породы, добираясь до гелиодоров. Никто ему не верил, Колисниченко Сергей смеялся, но потом приехал оттуда Чеботарёв Толя и подтвердил грандиозность работ. Пожалуй, всего разок -  другой по редкостям прошвырнулся, например, когда он поехал с мужиками из Института минералогии на Золотую гору за аурикупридом, и ему там посчастливилось.

Я застал его у Мориса, когда он заворачивал образцы  и показал добычу. При этом всё советовал мне съездить в Миасс и познакомиться, дескать, там такие ребята классные, Лёня Паутов и Володя Карпенко. И диагностика супер, всего со спичечную головку материала и выдаёт тебе весь расклад. Вот так мысли плавно вернулись в Миасс.

После корундов заехали на миасскую базу Шапкина в посёлке Геологов. Оказывается, это его основная база и товарищ, к которому он там приезжал, даже подготавливал ему запасные покрышки. Мне уже пора было в город, Гафарыч с нами не пошёл, а Шапкин напоследок предложил мне сходить на гранатовую копь в место, которое я знаю сейчас как Поляков лог.

Мы вышли из дома, перевалили через гору и спустились вниз к двум маленьким ямкам полтора на полтора метра. В одной были мелкие - до двух см, в другой до 5см. Я добыл себе пару-тройку образцов, насыпал мелочи и мы вернулись, а там и домой. Отдых закончился, пора на работу.

                                               ЧУКСА.

На чуксинские аметистовые копи поехали вдвоём, был у меня двойной выходной. Видимо, Сане понравились мои аметисты и он преисполнился желанием  добыть себе не хуже. Я его честно предупредил, что там копать и копать, но Шапкина этим не испугаешь. Это у меня после второй лопаты всё болит, а у него счёт на кубометры идёт. Однако, покопавшись на Центральной, Шуреман осознал, что не всё так просто. Тут и обед подоспел. Традиционно, ещё с Потаниных, в котелок валю всё, что есть. А есть обычно макароны, картошка и тушёнка. Санька меня обзывал пижоном.  Обед варить, время тратить… Нет, чтобы наскоро перехватить и бежать, бежать, копать, копать. Время дорого, каждая минута, проведённая праздно, отнимает  толику возможностей найти что-нибудь путное. Или просто что-нибудь. На светлинском пегматитовом, по его рассказам, питался одним минтаем в желе ибо время дорого. Флаг в руки, но без горячего скучно.

Пожрамши,  решили бросить Центральную и ушли в обход участка. Сначала на Бычью. Юрьич походил, походил, выглядел да и закопался в перемычку.  А я присел рядом и поскрёб отвал. Мне выпало несколько кристалликов аметиста, с дымчинкой они там, отличаются от привычных. Тут и у Шапкина вскрылась недобранная часть и стал он счастливым обладателем кучки аметистов.

А я там ещё приискал себе пару кусочков кварца с рутиловыми солнышками.  Потом мы заправились в Пласте, причём 72-м бензином, чему Саня был необыкновенно рад, и заехали за кианитом на Вторую сопку.  Кианита после пионеров валялось много, Сашка его нагрёб.

-Куда тебе столько?

-Да шоб ты понимал, это у вас тут  под боком всё, а я его в обменный фонд.

Ну и ладно, мне жалко что-ли, я ж просто спросил. Сходили с ним на копь Мельникова, попались нам шестигранные кусочки серого берилла. Когда шли на копь, Саша заметил косуль на поляне и маякнул мне. Но мы недолго ими любовались. Те, заметив нас, небыстро, но в то же время довольно резво скрылись. Больше ничего эпохального в ту поездку не случилось, в воскресенье меня вернули на место, откуда взяли.

                           КУДА-ТО НА СЕВЕР

Даже не вспомнить первоначальный замысел, он не состоялся по объективным причинам.  Снова два выходных, снова Шапкин свободен для меня и мы, загрузившись в его пепелац, едем в сторону Свердловска. В городе заправиться не получилось, решили, что по дороге  заправимся. Проехав десяток вёрст, Саня остановился.

-Чего?- спрашиваю.

-Руля ведёт. Развал надо поправить.

Ну, надо так надо. Сашка сходил к кустам, срезал прут, открыл книжку, померил длину, отчекрыжил лишнее и полез под передок. Делать развал. Это сейчас мне смешно. А тогда что б я понимал.

Вылез, сел, поехали. Нормально, доволен.  На первой заправке бензина нет. В свободной продаже. На второй нет. На Тюбуке нет. А нам где-то там поворачивать. В Юго-Конево мы ехали, что-ли? Вот не помню.  Он же по редкостям  собиратель, ему глюцин-мораесит-уралолит подавай. Только почему-то  они у Сани не с Боевским а с Югоконевским связаны были. Так или иначе, пришлось нам ехать дальше. И только в Свердловске удалось залить  в бак и канистры в багажнике. День на излёте, нанервничались из-за этого бензина. Сейчас уже  сложно представить, а в советское время отсутствие горючего для частников  было  обычным делом. Поехали на Малоседельниковское родонитовое. Там накопали немного родонита. Где ночевали, не помню. Помню, что мы ещё на Зырянку за агатами сгонзали и возвращались оттуда по неимоверной грязи  по полевой дороге через паханное поле. Но  лимузин пёр как танк, хоть его и заносило в разные стороны. Вот и прогулялись. Помню, как ездили в придорожный карьер у д. Половинка. Там вскрыты были кварцевые жилы в какой-то шифероподобной крепкой породе. И в столбах жил попадались полости со щётками и кристаллами дымчака в лимонитовой массе.  Кристаллы с зеркальными гранями, я даже иголку внутри узрел. Рутиловая, видать

Уезжал Саня под осень.  С деньгами было туго уже, и он продавал пару топазов волынских на огранку. Бледно-розовых. Я хотел купить, но он почему-то попросил, чтобы я стороннего покупателя нашёл, а мне он пришлёт. Нашёл ему покупателя. Раз не досталось топазов, выпросил себе крымской мелочёвки.

 Последний раз мы виделись на выставке в Доме художника в 91-м году. Шапкин приехал на три дня, мы обнялись, потрындели. И всё, собственно. После этого только изредка переписывались, а когда у меня появился телефон, я с ним созванивался.  Как-то я не звонил больше года, пожалуй, а потом звякнул, трубку взяла жена, и я узнал, что Сашки больше нет. Я даже забыл, что хотел спросить, всё стало неважным и значения не имеющим, как оно и бывает иногда в таких случаях.

АЛЕКСЕЙ КУЗНЕЦОВ, ЧЕЛЯБИНСК. 5 МАРТА 2016 года.